– Послушайте! Внимание! – раздался надрывающийся голос. Парнишка явно никогда не выступал перед столь многочисленной аудиторией.

Его и слушать никто не хотел: шум толпы проглатывал слабые потуги парня. Раздался громкий хлопок, и толпа затихла. Люди закрыли уши и, как кривые деревья, пригнулись к земле. Парнишка в форме держал дымящееся оружие.

– Послушайте! Нам надо держаться вместе. Быть одной семьей…

– Слышь, ты! – около парнишки появился мужчина, которых в наше беспокойное время называют «бандитами». – Чё это ещё значит «надо»? Кто сказал, что это «надо»?

– Я. А я, между прочим, наделён некоторой властью! – думаю, в тот момент парнишка хотел и провалиться сквозь землю, и выиграть в этом споре. Его робкий взгляд то стрелял в сжатое до предела лицо бандита, то виновато опускался на носки потрёпанных сапог.

– Засунь себе эту власть в одно место и поверни для удовольствия! Нас сюда запихнули такие, как ты, «наделённые властью», и нами же здесь управляют «наделённые властью»! – бандит вырвал из рук парнишки оружие и поднял его над головой. – Сосите вы свою власть, а у нас власти не будет!

На перроне поднялся гул. Мужские голоса одобряли.

Вдохновлённые силой бандита, отобравшего оружие, подняли сумки, рюкзаки, баулы и двинулись за ним. Они шли по широкой дороге вверх и скрылись за голыми кустами, уходящими влево. В здании вокзала, как это выяснилось после непродолжительной прогулки по перрону, мы расположились на сломанных стульях, кто-то сидел на полу, подстелив старые газеты, кто-то решил остаться на ногах. С нами остались старухи, несколько больных женщин, бледно-синих парней, чёрно-серых мужчин, толкущихся в углу. Половина.

То ли мы ждали, что мужчины в форме сжалятся над нами и вернутся, то ли боялись сделать на новом месте что-то не так, за что потом придётся расплачиваться. Никто не сходил дальше вокзала, но многие со страхом и любопытством поглядывали на широкую дорогу.

Иван Иваныч, проглатывая хлеб, спросил:

– Что нам теперь делать? Сидеть здесь и ждать, когда помрём?

– Ё-моё, именно так они и думали! – поддержал разговор Олег. – Что привезут сюда больных и безнадёжных людей и мы сразу тут все поляжем: у кого сердце откажет, кто застрелится, а кто и застрелит. Проблем меньше.

– Бесчеловечный замысел, не думаешь?

– А нас с Вами не спрашивали, – Олег, делая вид, что ему всё равно на свою дальнейшую судьбу, откусил от краюшки.

– И то верно. Но разве они не подумали, как нам жить? Где вода, отопление, свет? Откуда брать еду? Можно ли её здесь выращивать?

– Слишком много вопросов для свободного человека, – отозвался Степан, потирая плечо.

– Не слишком. Я не планирую помереть прямо сейчас, когда ворота только закрылись. Хочу понять, как можно жить на этой… Зоне.

– Ёлки-палки, как хочешь – так и живи! – хмыкнул Олег. Кивнув в сторону дороги, он продолжил: Этот схватил оружие и повёл за собой народ. Ни у кого ничего не спросил – всё сам.

– А мы кого поведём? Кто ж за нами-то пойдёт? – спросил я.

– Все, кто здесь остался, те и пойдут. Только их позвать надо правильно, – подмигнул Олег.

– Как это «правильно»? Не вижу тут никого, кто бы ещё пытался устанавливать власть и грозить оружием.

– Правильно. Это пока. А потом…

– Потом будет потом. Сейчас надо понять, что делать и куда идти, – снова вступил Иван Иваныч. Я, как всегда, был с ним согласен.

– Ёлки-палки! – выругался Олег, поднимаясь с громко скрипнувшего стула. – Вы можете делать всё, что хотите. Понимаете? Всё.

– Но ведь так не бывает.

– Бывает. Ё-моё, поймите: те, что забросили нас сюда, не имеют никакого плана относительно нашей жизни. Мы – лишние люди. Мы – Печорин и Ленский, или как его там? Да не важно. Вся власть кончилась, как только за нами закрыли ворота, – тот мужик абсолютно прав, – Олег пытался вдолбить нам простую мысль, которая никак не укладывалась в головы людей, столько лет проживших по плану, назначаемому кем-то сверху. Иван Иваныч пусто смотрел в пол, покрытый битым стеклом, и молчал. Степан, казалось, не слушал вовсе и наблюдал за окружающими. Я же вновь чувствовал себя выжатым и опустошённым. – Может, надо было идти за тем, у кого есть план.