Утром соседки уже не было в комнате. Видимо, она побежала пораньше к первой паре. Я, как обычно неспешно собралась, натянула застиранную выцветшую блузку, черные штаны и пошла пешком до института. Тогда тоже была весна. Не такая, как сейчас, приходящая неожиданно, врывающаяся летним изобилием одним днем во все дворы и улицы. Весна была такой, какой ей и полагается быть: размеренной, постепенной, иногда щедрой на тепло, иногда строго холодной, но всегда с надеждой. Когда открываешь окно или выходишь за порог дома и вдыхаешь свежий воздух, а он обещает добрые перемены, дарует ощущение важных открытий. Деревья долго стоят пустыми и за несколько дней преображаются, расцветают, и такая весна всегда подобно чуду.

Я шла мимо этого нарастающего и пока неочевидного волшебства, и мне впервые казалось, что даже голые ветки деревьев в курсе того, что я напилась, и шумят они по-особенному, чуть перешептываясь. И прохожие странно посматривают в мою сторону, весь город в курсе того, как глупо я себя вела и теперь посмеивается. Что же будет, когда я войду в аудиторию? Тут меня осенило, что Жанна могла вскочить пораньше только для того, чтобы выложить моему курсу о застолье накануне. Хотя глупое предположение: на этих посиделках был Семен, он мог разнести вплоть до деканата, у него ничего не удерживалось за зубами. Я зашла в лекционный класс, готовая умереть со стыда прямо на месте, и медленно села за первую парту, стараясь не издавать ни единого вздоха. К удивлению, никаких особых возгласов и иронизирующих шуточек не прозвучало. Так сзади пару смешков, но кто знает, о чем они в том момент шушукались.

Вечером я вернулась к себе в общежитие. Жанна сидела за письменным столом, поздоровалась со мной, как обычно, и с показательным усердием уставилась в книгу. Михаил после того случая заходил реже, и все равно, когда он бывал у нас, мы не могли наговориться. Уже когда окончательно потеплело, Жанна тащила его в парк или на аттракционы, поэтому до его призыва мы виделись пару раз.

Собственно, вот мое знакомство со спиртным, как у многих, отвратительно и не по-геройски. Сплошной «стыд и срам», как мне тогда представлялось. Знать бы наперед, что это далеко от стыда и срама, и сколько горя впоследствии мне принесет алкоголь. Но мы измеряем той мерой, какой обладаем в конкретный отрезок времени. И решения принимаем только из тех данных, которыми располагаем в тот же период.


Жанна рыдала сутки, узнав, что Миша идет в армию: никаких академических сроков, никаких увиливаний он не будет предпринимать, потому что хочет отдать дань родине. За день до отъезда он забежал к нам, но Жанны в комнате не было, она помчалась в последний момент покупать ему то ли пену для бритья, то ли станки, не помню и думается мне, что он предполагал, что ее не будет. Он переступил порог комнаты и замер, а я вопросительно уставилась на него, что-то лепеча про то, что Жанны нет и не знаю, во сколько вернется. Миша продолжал кивать, не сводя с меня глаз.

«Олька, ты обещай мне тут присматривать за Жанной, – его рот говорил, словно против воли. – И себя береги. Себя надо беречь, Олька, для чего-то стоящего. Нельзя себя разбазаривать».

Я видела, как каждое слово дается Мише с трудом, будто он вытаскивает их из-под пресса. Слово за словом, слово за словом, боясь навредить и разорвать цепочку важных для него фраз.

«Я буду писать тебе, если ты не против, сестренка. Ты стала такой близкой, что мне трудно от тебя отказаться насовсем. Я буду скучать по нашим разговорам, по нашим спорам о классической живописи, в которой я, честно говоря, ничего не понимаю. Только с тобой научился различать кубизм от импрессионистов, и то неточно, наугад, скорее, наблюдая за твоей реакцией. И не выпивай. Не надо тебе. Я не учу, мне бы просто не хотелось этого. Ты забавная, смешная, уверенная в себе и без всяких дополнительных средств. Да и не у всех получается найти свою норму. Многие ищут-ищут и спиваются, так и не узнав, что им алкоголь противопоказан и нормы, кроме как ноль градусов, для них и не предназначалось. Ты прости, наверное, я и, правда, сегодня вздумал тебя учить, но только на правах лучшего друга, который всем сердцем желает добра. Мне для тебя хочется самого лучшего, а времени мало. Ты мне тоже пиши, пожалуйста».