Я думала, что это по вине новоиспеченной подружки я так часто стала гулять. Если бы не она, я обязательно сидела бы в библиотеке и готовилась к коллоквиумам и семинарам. Но она возникала неожиданно к вечеру на пороге нашей с Жанной комнаты, откидывала в сторону мои книжки, разложенные на кровати, и приказным тоном объявляла: «Да успеешь ты все это вызубрить. Собирайся, идем к моим новым друзьям» и я отправлялась с ней.

Ксюша брала меня с собой на квартиры знакомых, где народ напивался в хлам, как в последний день существования Земли. Я тоже периодически нажиралась до отключки. Но в каком бы состоянии ни была, Ксюша всегда дотаскивала меня до кровати в общежитии. У нас было правило «своей кровати»: как и где бы ты ни веселилась, спать должна только в своей постели.

Хотела бы я сказать, что гулянки каждый раз проходили по-разному с мучительно одинаковым утром после загула. Нет, эти студенческие «выход в свет» были однотипными и шли по отработанному сценарию: чужая квартира или дискотека в доме культуры, Ксюша представляет меня новым знакомым, они даже не стараются скрыть разочарование, почему у такой симпатичной девчонки, как Ксюша, такая пухлая и уродливая подруга. Через час всем все равно, насколько я не дотягиваю до идеалов красоты. Мы с Ксюшей напиваемся пивом или водкой с соком, можем сбежать от одной компании и попасть к каким-то левым ребятам или вообще рвануть на другую вечеринку века.

Глупая бравада, экстрим и слабоумие, смешанное с внушительной дозой спиртного – две девчонки, которые отчаянно заполняли дни выдуманным весельем. Удивляюсь, как нам легко удавалось убежать от сборища пьяных мужиков или поменять компанию в разгар дискотеки. Мы были просто трофеем или украшением (ну, Ксюша, а я дешевая облезлая бижутерия).

Затем неизбежно наступало утро, когда было противно и гадко от себя. Когда ты полдня сидишь не за учебной партой, а над унитазом и выворачиваешь себя на изнанку, а попросту блюешь. Пытаешься хоть что-то вспомнить, но тщетно, вчерашняя ночь во вспышках света. Боишься узнать подробности вечера, потому что знаешь, что не оправишься от осознания, насколько жалкая, ничтожная и как себе противна, поэтому лучше ничего о себе такой не знать, не расспрашивать, как вытворяла накануне.

Конечно, утром как ритуал – дать себе зарок не пить, раз не знаешь меры. Задаешь себе вопросы, почему не остановилась, зачем тушила внутренний пожар из эмоций и проблем спиртом, отчего он усиливался и пожирал еще глубже.

Тебя тошнит почти до вечера, сердце колотится так, будто пробежала дистанцию в десять километров, во рту засуха, руки трясутся как у старика с Паркинсоном, хочется вывернуть себе кишки и сдохнуть прямо сейчас. Вычеркнуть из памяти и этот деть и себя саму.

Как люди бросают пить? Откуда у них такая сила воли? Я столько раз зарекалась не пить, но через несколько недель возникало желание немного расслабиться, ослабить внутреннюю струну, или канат, который душил, и я забывала свои обещания покончить с алкоголем. Я не говорила себе, что это срыв: «Подумаешь, просто выпила кружку пива», стакан, стопку, фужер, неважно. Он никогда не был в единственном числе.

Я ненавидела жизнь и себя в такие послезагульные утра, когда не могла припомнить, как добралась, когда оказывалась в чужой одежде или с пятнами вчерашнего ужина на подушке. Сейчас мне хочется наложить на себя руки или ждать, когда день закончится, пусть он закончится раньше. Завтра можно попробовать ужиться с собой заново. Завтра можно начинать сначала. Пробовать снова как-то вывернуть свою жизнь подальше от алкоголя. Теперь уже точно, когда мои руки в наручниках.