В газетах сообщают, что союзные послы заявили, что если у власти останется это босяцкое правительство, то они покидают Петроград. Поздновато господа дипломаты разобрались в том, что делается в России, и весь ответ за то, что теперь будет, должен пасть на их очень неумные, слепые и легкомысленные головы; их близорукости и беспечности обязаны будут страны, доверившие им блюсти свои интересы, за всё то, что принесет России и миру воцарение у нас большевизма made in Germany; эти господа, окруженные сотнями разных представителей, обязаны были знать Россию, знать состояние армии и страны и заранее принять меры, чтобы не приходилось так спешно укладывать свои чемоданы.

Керенский, по-видимому, выдохся. Вся надежда теперь на то, что образовавшийся Центральный исполнительный комитет сумеет взять всю власть в свои руки и уничтожить и большевиков, и Керенского; только это и сможет предотвратить начало той всеобщей и кровавой свалки, в которой неминуемо погибнет российская государственность.

Что такое верхи большевизма, говорит ясно их наемное немецкое происхождение; ну а что их подслаивает, мы хорошо знаем по таким типам, как Склянский, Седякин, как руководитель 120-й дивизии Федотов, главарь Белевского полка Петров и другие.

После обеда посыпались разные телеграммы от всевозможных союзов, которые довольно решительно отмежевываются от большевиков; как бы было хорошо, если бы всё это говорилось раньше, а главное, подтверждалось бы соответствующими действиями, а не было бы сотрясением воздуха. Железнодорожники и почтово-телеграфные чиновники заявили, что если большевики не остановят начатое ими восстание, то будет прекращена всякая связь с Петроградом. А большевики на всё это плюют и отвечают декретом о мире, который действеннее всех заявлений.

Большевики самым энергичным образом используют бегство Корнилова[24] и выступление Каледина, расписывая товарищам, какие страшные опасности таит для них вся эта комбинация, грозящая всё вернуть в старое русло и вновь начать кровавую войну; по сообщениям командиров частей, все разговоры солдат вертятся около мира и около выступления Каледина и Корнилова.

Армиском заседает весь день и кряхтит над исполнением приказа Петрограда выслать ему на помощь надежные в большевистском смысле части 5-й армии; неопределенность положения сдерживает даже большевистский президиум армискома, и вопрос трактуется только с точки зрения посылки к Петрограду нейтрального отряда, который только прекратил бы происходящую там борьбу.

Предложения на эту командировку сыпятся со всего фронта; одна из самых паршивых и трусливых дивизий, 183-я, заявила о своем желании в полном составе идти в Петроград.

Вечером вернулись посланные мной в Петроград разведчики и заявили, что особых беспорядков там нет и что вся борьба между Керенским и большевиками идет в районе Гатчины.

29 октября. Армиском довольно хитро выскочил из двусмысленного положения, решив войск на помощь петроградским большевикам не посылать, ибо «послать много не позволяет безопасность фронта, а посылать мало не стоит». Всё это показывает, что вожаки наших большевиков очень трусливы и боятся выявить свое настоящее нутро. Телеграф и радио продолжают засыпать нас самыми разноречивыми сведениями, и сообразно их характеру меняется настроение писарей и телефонистов; если ночью, подавая мне срочную телеграмму, дежурный писарь тянется и называет меня «ваше превосходительство», то я уже знаю, что в телеграмме сообщается об успехах Керенского; если же дежурный развязно кличет меня «господин генерал», то, значит, произошло что-то приятное для большевиков.