Окрестные крестьяне называли маму барыней, но это была скорее дань укоренившейся со старых времён привычке. Ну, какая ж это барыня, если она не чуралась огородных забот, привлекала в страдную пору детей для посадки рассады или прополки той же картошки? А как же иначе, ведь огромную семью надо было кормить, и тут без натурального хозяйства никак не обойтись. На лесных полянах паслись коровы, благодаря которым дети выросли на молоке в буквальном смысле. Осенью, в пору сбора урожая обширный погреб заполнялся картошкой, огромными тыквами, свёклой, морковкой, прочими плодами огорода, бочками с квашеной капустой и солёными огурцами, бутылями с яблочным соком и лёгким яблочным вином. Большой огород, живность и сад были весьма ощутимым довеском к жалованью отца семейства, это факт.

Я уже говорил, что Клавдия Андреевна и Людвиг Феликсович дали жизнь одиннадцати детям, но братик Саша умер младенцем в 1889 году. Эта беда произошла по недосмотру няньки, когда малыш съел слишком много так называемой пьяной вишни, то есть содержащие алкоголь ягоды из вишнёвой наливки[14]. Ребёнок отравился, и спасти его не удалось.

Таким образом, к середине 1900-х годов в семье насчитывалось 10 детей. Непреложным законом было то, что старшие дети опекали и заботились о своих младших братьях и сёстрах. Конечно, как это часто бывает, не обходилось без ссор и недоразумений – дети есть дети, но общая атмосфера была исключительно тёплой и дружественной. С самого начала установился порядок, при котором вся семья собиралась за столом в определённое время на утренний чай, он же завтрак, а затем на обед и ужин. Каждый знал своё место за столом. Кроме того, кто-то из девочек каждый день дежурил по столовой. В их обязанности входило накрыть стол и убрать его после трапезы. Общий сбор, однако, происходил далеко не всегда по той простой причине, что большую часть года кто-то из детей был вне семьи, – на учёбе либо в Белоцерковской гимназии, либо в Киеве. Дома они появлялись лишь в дни рождественских, пасхальных и летних каникул.

Начиная с 1893 года, когда стал гимназистом наш самый старший брат, первенец Виталий, в семье на протяжении десятков лет не переводились учащиеся гимназий и студенты киевских вузов. Получение детьми среднего, а потом и высшего образования стало не просто амбициозной целью родителей, но смыслом их жизни.

Учёба в гимназии или в реальном училище 20–30 лет назад стала делом обыденным, и в большинстве семей чиновников получением детьми среднего образования дело ограничивалось. Кто-то считал, что его вполне достаточно для дальнейшего успешного продвижения в жизни, и они были по-своему правы. Кто-то не имел средств для обучения детей в университете или институте, и в этом тоже была своя правда. Кто-то не видел в своих чадах задатков и способностей, а кто-то всерьёз не занимался выявлением и развитием этих самых талантов с самого раннего детства. К счастью, нашими родителями руководили другие настроения, над ними властвовали иные ценности. С раннего детства детям ненавязчиво прививали тягу к знаниям, интерес к науке и технике. Это происходило и в процессе ежедневного общения, и через личный пример, и посредством чтения книг и журналов, и путём предоставления детям определённой свободы в выборе увлечений и пристрастий. Поэтому, уже становясь гимназистами, сыновья и дочери твёрдо знали, что этим, то есть, гимназией их образование не закончится.

Двери белоцерковской гимназии для нас, детей дворянина Людвига Томашевича были открыты, но учёба в ней требовала ощутимых затрат. Белую Церковь отделяют от Ракитно 25 вёрст, которые в те времена были серьёзным препятствием – дорога туда и обратно каждый день отнимала массу времени и средств. Пришлось искать для новоявленных гимназистов пристанища в Белой. Вариантов было два: либо у родственников, если таковые были, либо в частном пансионе для гимназистов. Так случилось, что дети Людвига испытали оба. Поначалу, когда учились старшие дети – Виталий и Анна, они жили в доме младшего брата отца, дяди Владислава на улице Запровальной.