Шарил грудь свинец, шею сук искал.

Выкормыши бед тенью Кормчего

Шабаш правили в долгих сумерках.

Нашу Вольницу Ветер выплюнул,

Отрыгнул Огонь прелым порохом.

Выструнили псов гимны выть в плену, —

Не изранить жуть нервным сполохом.

Чох![12]

Наша Вольница бьёт поклоны лбом,

Колья рабские вбиты молотом,

Крылья дерзкие срезаны серпом,

Горло стянуто тесным воротом.

Наша Вольница зарешёчена,

Меченых аркан в темноте настиг, —

Кость щербатая, кнут-пощёчина,

Стражи верные безмятежности.

Нашу Вольницу Ливень выхлестал,

Отрезвила хмарь тёплой водкою,

Выцвели шелка хором выкрестов[13],

Вехи топлены липкой рвотою.

Чох!

Наша Вольница без одежд пришла,

Наша Вольница болью корчилась,

Наша Вольница бьёт поклоны лбом,

Наша Вольница зарешёчена…

…Ястребы арканов,

Холод ятаганов…

Лето – осень 1987 г., Забайкалье, Новосибирск

Сентябрь

Сентябрь раздел яблони,

Зашёлся дождём едким.

Простуженный день я бранил —

Не чувствовал рот метки.

Дорогу кромсал тропами,

В застолье водой грезил.

Цеплял облака стропами,

Крестился серпом лезвий.

Измену глотал хлопьями,

Грехи доверял лупам.

В бессилии тряс копьями,

Глаза закрывал трупам.

И липла молва стружками,

Слова рваных губ бог крал.

Глотавших меня кружками,

Последний поэт проклял.

Сентябрь раздел яблони,

Достатком забил вёдра.

Когда в череп твой я проник —

Убит был рукой твёрдой.

Август 1987 г., Забайкалье

Метельщик

В пыль бросались из тесных гнёзд,

Рот венчали отметиной,

В сердце каждый занозы нёс,

Чаща выгдышей[14] встретила.

Лес валили с матерщиной

В мокрый вечер, в безлуние,

По рецепту Метельщика

Баню ставили – унию[15].

Воду грели студёную,

Камни-груди калили в мел.

В полночь грянули тёмную —

В полночь каждый дерзать посмел.

Паром шкурили лёгкие,

Щёки драли от плесени,

Жгли горб веники хлёсткие,

Распрямлялись болезные!

Кто дерзнул прорвать запруды!

Кто взбурлил сугроб нутра!

Бубен вымытых сгрудил в круг

Покориться табу костра.

В узел сбились поводья рук —

Клятву принял навар котла.

Локти гнули объятьями,

Вены с хохотом резали.

Утро встретили братьями,

Утро встретили трезвыми.

Кто не хотел быдлом подыхать!

Ох, неуютно на родной земле —

Под утренним Солнцем.

Ноябрь 1987 г., Новосибирск

Мы с тобой

Мы с тобой не дождёмся разгула весны,

Не увидим высокого неба.

Не вдохнут пьяный воздух калеки-сыны,

Не черпнут в пир шеломами[16] Днепр.

Добровольно изгонимся в скиты-кусты

Удавиться в петле вакханалий.

И потомки в могильные плюнут кресты,

Мёртвых вырядят в маски каналий.

Канем в проруби лет без помин, без кутьи —

Онемеют свидетели разом.

Разровняет могилы бульдозер судьи,

Не смутит слеза улово[17] глаза.

Чередой зубы выпадут с прелой десны,

Не вонзятся в круг тёплого хлеба.

Мы с тобой сгинем ржой у порога весны —

Закоптив дно тяжёлого Неба.

Январь 1988 г., Новосибирск

Порог сорока

Меняя имена,

Одни и те же устремляются в легенду.

В любые времена

До слёз похожие, стартуют к облакам,

Униженной, истерзанной Земле

Сердца сдают в аренду.

Спасительным дождём

Одни и те же льют в широкие ладони.

Крылатый мозг рождён

Окрасить сумерки, раздвинуть берега.

И соколом пронзает небо крик —

И в рабском мясе тонет!

У сытых вырастает в горле кость.

В утеху позволяют всходам вызреть, —

С упрямым полем справится покос,

Оратаев[18] настигнет точный выстрел.

И падким до рифмованных сенсаций,

Тела выносит пьяным рёвом «Бис!» —

Волна самоубийств…

С легендами останутся долги,

Тугие сплетни вкруг голов разбитых;

Останутся сиротами колки

И жены – не прорвавшиеся в титры…

Ветер, будь добрее – прости своих сыновей.

Запомни тех, кого погребли облака,

Кто вызвать гром зимою рискнул,

Кому не довелось перешагнуть

Порог сорока.

Январь 1988 г., Новосибирск

Не придёт пора

Выдавят испарину хищные взгляды,