После своей эмоциональной тирады смотрю на Богдана с опаской. Догадываюсь, что наверняка его разозлила. Но мужчина удивляет. Откидывается на спинку сиденья и совсем не злобно усмехается.

— Ценю твою прямоту. Но в моих мотивах ты ошибаешься. Моему делу официально дали ход. Простое уничтожение Кошелева не вернет мне свободу и положение в обществе. Только полное разоблачение прокурорских грехов с теми самыми железобетонными фактами, о которых ты говоришь, даст возможность снять с меня обвинения. И я обещаю, что помогу тебе разобраться и найти доказательства его вины. Или признать, что эти подозрения неоправданны. Для меня не принципиально. На счету этого урода полно других преступлений, за которые его можно прижать. Так как, согласна?

Его аргументы кажутся вполне убедительными. Но я должна прояснить кое-что еще:

— Ты хочешь помочь в благодарность? За то, что освободила тебя? — пытливо вглядываюсь в его лицо, пытаясь разглядеть в нем ответ. Богдан молчит, хотя и не отрицает. С досадой качаю головой: — Не стоит. Слушай, я серьезно! Не хочу, чтобы ты чувствовал себя в неоплатном долгу. «Спасибо» было достаточно.

— Можно, со своими долгами я сам разберусь? — раздраженно произносит Богдан. Значит, я права. И похоже, его не переубедить. А нужно ли? С его помощью, действительно, будет проще. Мне очень пригодится серьезная поддержка. А Богдан посчитает, что долг выполнен, и успокоится. Кажется, я приняла решение. Смотрю на своего спутника и киваю:

— Хорошо, я согласна.

Морозов заметно расслабляется.

— Тогда прежде всего нам нужно поговорить. Расскажешь подробней о своем отце.

— Сейчас?

— Нет. Отсюда уже давно пора сваливать. Мы привлекаем внимание.

— Может, посидим в кафе?

— Мне лучше не светиться в кафе. И в твоем обществе, кстати, тоже, — замечает спокойно.

Чувствую досаду, что не подумала о таком простом факте. Он прав, сыщик из меня никакой. Хотя дедуктивными способностями я не обделена. Мы с отцом не раз играли в занимательную игру: читали один и тот же детектив и соревновались, кто раньше определит убийцу. Потом сравнивали свои аргументы. И счет у нас был примерно равный. Папа вообще любил тренировать мои мозги. И кажется пришла пора задействовать их активнее. А то еще не начала, а уже делаю ошибки. Вот Морозов меня всерьез и не воспринимает. Стыдно! Пытаюсь исправиться и предлагаю:

— Тогда ко мне домой. Там нас никто не побеспокоит.

— В прокурорском доме мне точно не стоит появляться. Мое лицо, наверняка, теперь у охраны в черном списке в рамочке висит, — хмыкает он.

— Я там больше не живу. Вернулась в нашу старую квартиру.

Новая информация заставляет Морозова внимательней присмотреться ко мне. Но возражений не вызывает.

— Хорошо. Говори адрес, — а когда выполняю просьбу, добавляет: — Поезжай вперед одна. Я куплю по дороге пиццу и приеду следом. Если кто обратит внимание, примет меня за курьера, — протягивает руку и требует: — Дай телефон, обменяемся номерами, — вбивает в мою трубку свой номер и делает дозвон. Вернув мобильник, кивает: — Не беспокойся, номер зарегистрирован на левого мужика. И ты мою фамилию в контакты не вписывай. Обозначь как-нибудь. Ну все. Давай, двигай, скоро буду, — натягивает кепку пониже, выходит из машины и возвращается в свою. Отъезжает, освобождая мне проезд. Я включаю поворотник и выруливаю с обочины.

19. Глава 18 Богдан

Заглянув в пиццерию, торможу у нужного дома, но выходить на улицу не спешу. В глубине души я уверен, что зря все это затеял. Выйдет мне мое предложение боком, это и к гадалке не ходи. Нет, аргументы у меня железные: ближе, чем через Варю, я к уроду не подберусь. Вот только использовать ее в этой войне — очень плохая идея. А еще хорошо понимаю, что ищу любой повод быть рядом с ней. Хотя бы какое-то время. Просто рядом, без всякой подоплеки. Вот это самое хреновое. Моя зависимость от нее лишь крепнет. И ничего хорошего нам обоим не принесет.