– Гриша ты долго был моим другом но какой ты после этого друг если не можешь поехать за этот чертов рубеж и привезти другу пару импортных веников или таранку вроде ты не знаешь что у нас в городе уже лет 70 нет рыбы как гад!
Снова наступила пауза.
– Так они не еврей, – сказал расстроенный Матюхин и отдал Сереге бумагу.
Серега, ещё не остывший от своего монолога, покрутил в руках желтый документ, сказал:
– Ни черта не разберу!.. А кто же тогда еврей?!
И тогда молчаливый до этого Гриша указал на Александра Ивановича тонким художественным пальцем и сказал на чистом украинском языке:
– Ось вони!
Ничего не понимающий Серега спросил про самое главное:
– Гриша, так ты никуда не едешь?!
– Нехай, – сказал Гриша на вновь обретенном национальном языке, – нехай туда iде той, хто шукае солодкого життя!
Они с Серегой обнялись, трижды по христианскому обычаю поцеловались и вышли, размахивая Серегиным плакатом с песней: «Ой, у полi криниченька…».
Следом выскочил расстроенный Матюхин.
Александр Иванович сидел с халатом в руках весь пустой и звенящий. В голове прыгали глупые короткие мысли, да переворачивалась, как в стиральной машине, бессмысленная фраза: «Религия, по образному выражению Карла Маркса,есть опиум для народа».
Вот и все.
В этот момент снова хлопнула дверь парикмахерской. Это вернулся Гриша. Он подошел, обнял своего давнего врага за плечи и сказал:
– Ходiмо выпьемо, брате! – И показав пальцем куда-то в потолок, добавил, – Та нехай воны усi там показяться!
Ой, у полi криниченька, там холодна водиченька…
Маленькие трудящиеся СССР
Однажды днем в столичном аэропорту разгорелся небольшой транспортный скандал. Возле стойки, где оформлялся рейс 5714.
А возле остальных стоек в тот день было терпимо.
И вот. Возле стойки 5714 небольшой, невзрачный мужчина в полуформенной фуражке поставил на весы тяжелый квадратный ящик, даже куб, обитый густой марлей. После чего снял с головы фуражку и вытер, что там накопилось. Когда служащий Аэрофлота, принимая багаж, толкнул ящик на транспортер, внутри его что-то тяжело загудело, что-то тревожно знакомое. Регистраторша отвлеклась от своей регистратуры и спросила:
– Что там у вас?
Формально так спросила, без огонька.
Хозяин товара сделал неопределенное движение шеей, зачем-то вздохнул и произнес:
– Это, как его… там… В общем, это улей.
– Как? – переспросила регистраторша. – Что там?
– Пчелы. Везу домой, в Харьковскую область.
Регистраторша не удивилась, только крикнула служащему:
– Валик, а ну, давай его назад!
Меланхолический аэрофлотовский Валик меланхолически снял ящик с транспортера.
Было душно и довольно противно. Пахло чем-то очень невкусным. Возле зудящих и крякающих электронных игр кучковалась стайка дегенератов.
Конечно, хозяин багажа кричал:
– Почему не положено? Где написано? Покажите! Я буду жаловаться! – И тому подобные лишенные фантазии словосочетания.
Пассажиры этого рейса, видя такое дело, тоже разделились на два лагеря. Одни кричали:
– Что это за порядки такие? Человек деньги заплатил! – И даже почему-то, – Боитесь лишний раз задницу от стула оторвать!
Другие им кричали в ответ:
– Что если это все начнут перевозить пчел и росомах, так что это будет! Особенно самолетом. Тут и так на волоске висишь!
Короче, поцапались и улетели. А маленький человек остался со своим гудящим багажом за бортом.
Далее действие переносится в кабинет дежурного по вокзалу.
– Вы с ума сошли! – кричал мужчина-дежурный, пытаясь снять тяжелый ящик с документов и графиков. – Везите поездом!
– Я уже пробовал, – убеждал человек, не давая стянуть улей на пол. – Они говорят: «Везите самолетом».