.


– Товарищи я как еврей протестую. Нет подтверждения подлинности этой информации. – Возмутился какой-то читатель.

– А причём здесь евреи, если какая-то кучка последователей фарисеев, решила господствовать над миром. Оглянитесь, кто правит миром, фамилии назвать.

– Не нужно фамилий и всё же товарищи… – Пытался настаивать сомневающийся..

– А что вы так возбудились, вы что считаете себя причастным к этой секте?


Зашедший в фае Борис Абрамович, остановился позади толпящихся. Он сразу узнал этот пожелтевший в веках пергамент. Пробившись через толпу, он стал снимать рукопись. В толпе возмутились:

– Почему снимаете? Мы тоже хотим дочитать!

– Спокойно товарищи! Кто видел, кто знает лицо, повесившее это на стенд? Вы видели? Может вы повесили? И вы не видели? Вы хотите быть свидетелем?

Толпящийся люд, потихоньку рассосался вокруг Участкового. Тот свернув пергамент в рулон, засунул его к себе во внутренний карман. Затем ровным шагом направился в актовый зал. На сцене уже собралась труппа, нам уже знакомых артистов. Валькирия объявила звонким голосом, затем стала читать нужный текст:

– Финальная сцена в склепе, Ромео и Джульетта:

И бремя рока с плеч усталых сброшу.

Любуйтесь ей в последний раз, глаза!

В последний раз ее обвейте, руки!

И губы, вы, преддверия души,

Запечатлейте долгим поцелуем

Бессрочным договором с небытием.


Рядом стояла Мерлин в шёлковой, розовой блузке и Жиган в футболке, с номером два на спине, который непрерывно ногами бил чечётку. Жиган повторял текст за Валькирией в своём понимании:

– На воле скину с плеч я лагерный бушлат.

В натуре не отвесть моргала!

Последний раз к тебе я грабки протяну!

Короче Джулька, Ромка ведь не жалкий фраер,

Засос прощальный для тебя.

Но прежде чем мне отравиться, тебя я стерву замочу! В натуре граф Парис продажный мент! Не может честный фраер быть с таким вот погонялом. – И Жиган запел подыгрывая на гитаре:

– И перо за это получи.

– А шо ты злишся ну чуточку тебе я изменила. С кем не бывает. – Обиженно произнесла Мерлин.

– Ты изменяла мне со всеми! И даже с этим Некрофилом! Копулетти твою мать, век воли не видать!

– Ты звал меня Ромео! – К Жигану подошла Стародворская.

– Твою ядрено мать, пора линять. И перо за это получи. – И Жиган ловким движением выхватил финку и порезал блузку на груди Похоти. Та в испуге визжа, повалилась на пол.

– Ну конечно своеобразный взгляд на Шекспира, конечно есть накал страстей, но не пойдёт. Не то. Артист попробуйте вы. – Вмешался Режиссёр.

Артист артистично улёгся на полу. Затем изобразил пробуждение, заговорил:

– О монах,

Где мой супруг? Я сознаю отлично,

Где быть должна. Я там и нахожусь.

Где ж мой Ромео?

– Стоп, стоп, стоп! Играешь ты Ромео, милый друг. Ты в склепе, вот лежит Джульетта. – Вновь вмешался Режиссёр.

– Милый друг? Ах если бы! Джульетта, правда душка граф Парис. Убить его я не смогу. И брат Тибальт был тоже душка.

– Да знаю я их всех. Давай скорей нажрися яду. – Прошептала Джульетта-Похоть.

– Фу как грубо. Твоя безграничная ненасытность, привела тебя к полной деградации духовного восприятия красоты. Видимо Патологоанатом так задушил тебя в объятьях страстных, что твоё тело пришлось Жигану оживлять, но часть мозгов твоих к большому счастью, реанимировать не удалось.

– У всех есть слабости. – Тихо сказал Патологоанатом.

– Артист пожалуй прав. Роль Джульетты ему больше подойдёт. А кто у нас Ромео? Ну вот хотя бы ты Патологоанатом.

– За что мессир? – Испуганно простонал Артист.

– Ну что? Джульетта по сценарию умрёт и так. Мессир позвольте девушку. Я не смогу целовать этого мёртвого извращенца. – Виновато обратился к Режиссёру Оборотень.