Леха все это время ругавшийся с Вованом, начал заводится:

– Ты сморчок дохлый!

– Сам такой.

– Ты говно!

– Сам какашка.

– Блевотина!

– Поносик, – Вован ни как не хотел связываться с Лёхой второй раз, потому что у него все ещё болел зад и разбитый локоть, да и внутри что-то ныло.

– Вова проснись! Тебя обзывают, над тобой смеются, ещё чуть-чуть и над тобой будут потешаться все, тебя не будет уважать никто, а ведь ты же не хуже других, дай отпор или тебе хана. – Напевал Полковник Вовану, и затем сразу начал нашёптывать Лёхе:

– Тебя Лёня даже отец не наказывает, а этот червяк смеет возникать. Кто ты! И кто он. Ну я вижу ты готов. Бокс! Начали!

Леха со всей силы ударил своей ногой, что называется пырнул сандалией, передней жёсткой выпуклостью подошвы, прямо в косточку противнику. И получил сразу ответное послание, в виде удара по лицу внутренней стороной кулака. В следующею секунду к Вовану пришла боль и он заревел, а Леха просто опешил от такого обращения с собой.

– Раунд two! – Барон сделал отмашку рукой, как высоко-профессиональный рефери, и пацаны сцепились подымая пыль.

– Не дурно Полковник, тщеславие и гордость великая сила, даже у таких милых малышей. Подрастает наш резерв. Обожаю этот двор, обожаю этот город, эту страну. – Слова принадлежали внезапно появившемуся Звездочёту. На вид лет пятидесяти в круглых очках похожих на пенсне, через которые смотрели добро-доверчивые глаза. Фигура подтянутая в очень дорогом летнем костюме, на шее шарфик за место галстука. Этот ухоженный господин с зализанными черными волосами, опирался на трость.

Все загалдели разом, даже Товаровед перестал жевать и поднялся с травы, произнеся:

– Шеф, наконец то!

– Пахан, ты у нас конечно в авторитете. Но в натуре, в нашей кодле все честные фраера. Падлай буду, среди нас гнида завелась. Мусор между нами, краснопёрый, век воли не видать, мента поганого мочить надо! – Высказал своё мнение Жиган.

– Ну ты мразь, тварь тюремная, урка дешшшшовая, я таких без счёту гноил в своё время, у шшшшшшушшшшшара блатная. Товарищ Звездочёт, я протестую, это провокация, что у нас за контингент такой? – Шипел, брызгая слюной Пенсионер.

– Учитель! Наконец-то. Осчастливите, все в предвкушении, нетерпении и ожидании вашего величия. – Все это было сказано скучным голосом Иллюзиониста.

– Ах, Босс, шо ж вы губите меня своим безразличием? – Чарующим голосом в купе со стрельбою глаз, получил Звездочёт, посыл от Мерлин.

– Шаман, все в сборе. Какие будут указания? – Рапортовал Полковник.

– Скучновато живете, ленитесь, к делу относитесь не добросовестно. Хотите меня огорчить? – Хоть все это и было сказано мягким голосом, неожиданно появившегося Звездочёта, но от неподвижных, как будто мёртвых зрачков его, у присутствующих по спине пробежал холодок, и их тела обуял трепет. Звездочёт продолжал ещё некоторое время своё гипнотическое воздействие, на замершую публику, где даже Товаровед перестал жевать и сидел с открытой пастью бегемота, пока Барон усмехнувшись, не произнёс сдавленным голосом:

– Командир, не томи. Что там на шаманил?

– А будет весело! Всё как и всегда должно заканчиваться концом со смертью. – Бодро ответил Звездочет.

– Чьей? – Спросила Мерлин.

– Увидите.

– Какая таинственная напыщенность. – Сказала Мерлин, подняв глаза к небу.

Рядом резвились дети, будто не замечая эту странную компанию.

– Что это было? – Спросили дочки.

– Это моё нынешнее мироощущение, въевшихся в меня пороков из-за которых мы страдаем. Но вы ещё маленькие…

– Мы уже не маленькие, мы совершенно летние. – Возразили дочки.

В это же самое время, пока Леха разбирался с Вовяем, их старшие товарищи, можно сказать, вели не менее экстремальные развлечение. Собравшись вместе, по предложению Серёги, в полдень они отправились на побережье, благо что до залива на прямую через лес, было километра три, может чуть больше. Пацаны это никогда неугомонная часть человечества. Проходят века, тысячелетия, а они во все времена одинаковы, как были непоседы, так до сих пор лезут, ища заоблачную даль, во все щели и дыры. Это тот пластилин из которого можно вылепить опору и защиту Родины, а может и её разрушителей. Так вот наши пацаны, плоды коммунистической утопии, жившие в стране где одна треть страны прошла зоны, и теперь эхом откликнувшаяся на подрастающем поколении, незримо неся свой ореол романтики и формируя нашу молодёжь с элементами уголовной формации, которая наконец шумно и беззаботно прошла лес, и вышла к побережью. Достигнув побережья, спускающеюся в низ к воде высоченным обрывом. Они не стали спускаться по крутой деревянной лестнице, а проследовали дальше, вдоль дороги до деревянного мостика перекинутого через ручей, который падая с обрыва превращался в водопад. Весной когда тает снег, ручей превращался в речку, а водопад в чарующую стихию, но и теперь он был хорош, с характерным шумом падающей воды и стоящим столбом водяных брызг. Буквально рядом с водопадом был не большой карниз, стоило спустится по крутой тропинке на полтора метра в низ, и ты на созданной природой отличной смотровой площадке, открывающей вид на сам водопад, переходящий в речушку, впадающую в залив. Деревья растущие внизу, чьи кроны достигали по высоте уровня обрыва, скрывали береговую линию, за которыми слышался шум прибоя, и далее сам залив, голубой, серый, синий, темно-синий, зависящий от времени дня, года и погоды. Пацаны были здесь не первый раз, но спустившись на карниз, все так же с восхищением рассматривали окружающий их ландшафт.