– Я? – усмехнулся угрин. – Не может быть! Это – точно не я.
– Прекрати катать лешего! – Нилрема аж затрясло от гнева.
– Ладно. – улыбка угрина стала шире. – Буду катать лешачку. Это, по крайней мере, интереснее!
– Ты ещё повыеживайся здесь! – Мерлин занес над хрусталем кулак, но вовремя опомнился.
– Дурачина ты, простофиля! – захохотал в шаре Уркесюк. – Давай, стукни меня, ну же!
Нилрем плюнул и плюхнулся на кровать:
– Зачем ты это сделал?
– А что такое? – притворно заволновался угрин. – Кто тебя обидел, уважаемый?
– Так значит, мы ничего не знаем?
– Откуда? – лицо угрина выражало собачью преданность. – Да разве ж я могу себе такое позволить: знать то, о чем ведает лишь сам великий Нилрем?
– Дурак ты. – буркнул старый чародей. – И шутки у тебя дурацкие.
– Зато с ума не сойду. – засмеялся Уркесюк. – Не с чего сходить-то.
«Странно. – неожиданно подумал Мерлин. – Что это с Уркесюком? Как-то он переменился. Всегда был таким злобным, а тут вдруг шутить изволит. Неужели, он все же, призвал из этой Радикулии всадников на нашу голову?»
– Ты научился быть проницательным, старый осел! – лицо угрина исказила застаревшая ненависть. – Это тебе мой подарок. Вот и поломай голову, откуда придут эти пернцы. Ну, все, счастливо оставаться. Меня, поди, заждался благородный идальго дон Педро.
И магический хрусталь погас.
Книга первая
повествующая о благородном идальго Херо дон Педро
о таинственных событиях, развернувшихся в родовом замке графа Хренжуйского, истинного рыцаря Костоломии и Радикулиио кознях колдунов злодеев и о мальчишеском благородстве
Часть первая
повествующая о появлении некоего угрина Игрек во времени Икс в родовом замке графства Хренжуйского, и о странных событиях, последовавших вслед за этим знаменательным событием
Глава 1
Было замечательное майское утро. Патлатый прыщавый отрок открыл зеленые, колдовские глаза и сонно хлопнул ресницами. В душе парня пела весна. Мальчишка был молод весел и влюблен. Правда, он еще не знал в кого именно, но это мелкое обстоятельство не могло пробудить печаль. Главное – влюбиться, а найти в кого и за что – дело десятое.
Занятия в школе закончились. Всё! Баста! Никаких тебе экзаменов, раз учился только на «хорошо и отлично». Сразу – в шестой класс. Красота!
«Двадцать третье мая – этот день мы приближали, как могли!» – промурлыкал себе под нос Херо дон Педро и потянулся. Слава богам, можно лениться.
Главное, чтобы отец с матерью – граф и графиня Хренжуйские не заявились; да этот остолоп гувернер Гулливер не попался бы на встречу, а то он мог быть сердитым после вчерашних неумеренных возлияний в себя браги с пивом. И тогда можно было ускользнуть во двор замка, дабы сотворить кучу важных и полезных дел.
Херо почесал в затылке, выполз из перин, с ожесточением стянул с себя ночную пижаму и запустил ею в угол спальни: «Тьфу! Девчоночья одежда! Опять меня одели, когда уснул. Сколько им всем можно твердить, что такое носят лишь самые последние лохи?!»
Дон Педро родился в мае, в аккурат двадцать пятого числа, в двадцать пять часов, двадцать пять минут. Об этом есть запись в метрической книге графства Хренжуйского, Великих Королевств Костоломии и Радикулии. Там черными чернилами по пергаменту ровно, не дрогнувшей рукой прямо так и выведено: «Родила графиня в ночь не то сына, не то дочь».
Нет, не подумайте, что Херо выглядел так же, как три облезлых гоблина и куча поросят. Ничего подобного. Юный дон Педро был ничего себе молодой перец: уши торчком, нос стручком, руки в синяках и царапинах, да под ногтями – ровный слой грязи.
Это писарь был пьян. Его, огульника эдакого, писарчушку вшивого, конечно тут же и обезглавили, да зря. Вши-то, оказывается, на мертвой голове не живут. Но это так, к слову. А то, что написано было пером, не получилось вырубить топором, сколько потом не пытались.