Антураж кэповской каюты был занимателен, если не сказать – эксцентричен. Гордей был к этому не очень готов, признаться… Было сразу видно, что хозяин каюты любит старину и дерево. И соответственно, тут было всё стилизовано под уютный кабинетик из прошлых времён. С книжными полками под потолок (весьма невысокий, увы). В общем, каюта была что надо, даже на Земле не часто встретишь такое отношение к интерьеру своего служебного пространства. В углу располагался массивный письменный стол, на нём была водружена архаичная настольная лампа серьёзного вида с мягко-зелёным абажуром. В другом, затемнённом, углу находился уютный диванчик. Неясно, конечно, как кэп это всё хозяйство протащил на орбиту. Но, видимо, у профессионалов космоса тоже имеются свои секреты. Гордею с каждой минутой становилось на станции всё интереснее и интереснее. Трудиться тут не особо хотелось, а вот предаваться раздумьям о глобальных вещах, о судьбах мира – это самое оно. Гордей на секунду представил, как хозяин кабинета шумно отчитывает бестолковых заправочных техников или нерадивых телеметристов. Он, кстати, обнаружился сидящим на диванчике и листающим какой-то журнал или тетрадь. Когда Гордей его вежливо поприветствовал, кэп сунул ноги в шлёпанцы, поднялся с диванчика, вышел на свет. Он был рыжий, тощий, голубоглазый и какой-то весь угловатый. Похоже, действительно, норвег. Прожилки на носу выдавали в нём скрытого пьяницу. Но сейчас он был трезв, абсолютно вменяем, подтянут, и от него вдобавок пахло одеколоном. На шее его был повязан какой-то легкомысленный шарфик. Гордей от этого нюанса слегка насторожился, но потом расслабился. Выглядел кэп в целом весьма радушно, искренне улыбался свежему человеку и, если бы контекст их встречи это допускал, наверняка угостил бы гостя сигарой и хорошим виски…

Но это на Земле, а не тут… Н-да… В служебном помещении создать такую уютную атмосферу можно только за длительное время, отметил про себя Гордей. Видимо, этот человек капитанил тут уже изрядно.

Кресло, аристократически скрипнув, приняло Гордеевы формы, и между мужчинами потёк небольшой разговорчик, иногда нарушаемый негромким звуком зуммера, который периодически раздавался откуда-то из-под потолка капитанского отсека, и ещё шумом прокачиваемого по трубам воздуха.

– Насколько я понимаю, у вас есть некое задание. Будет ли мне позволено узнать его? – аккуратно осведомился кэп, наливая чай Гордею.

– Мы в нашем журнале хотели бы дать большой репортаж о станционной культурной жизни, о людях. И вообще… – тактично ответил тот.

– Хм… Наверное, будет нелишним вас всё-таки подготовить слегка, – серебряная ложечка звякнула в стакане кэпа.

– Вполне возможно, капитан, – звякнула в ответ другая, мельхиоровая.

– Вам следует учесть, мой друг, что тут у нас, на станции, всё несколько иначе, нежели на Земле. – Голос кэпа был мягок и вкрадчив, как будто он уговаривал Гордея быть снисходительным. – Я прошу не делать никаких выводов до отбытия со станции. – Кэп зачем-то взглянул на календарь на стенке.

– Разумеется, я отдаю себе в этом отчёт. Но я могу с людьми-то пообщаться? – ложечка Гордея на миг замерла в стакане.

– Да, конечно. Но тут много разных своеобразных личностей. Радикально противоположных, кстати. И, вполне возможно, не все на вас произведут положительное впечатление. И ещё я думаю, вас слегка удивит многообразие способов заполнения досуга умными людьми – а иных здесь, извините, нет. Я за этим слежу, так сказать… И, пожалуй, можно сказать, что за тридцать лет тут сложился свой микроклимат, свой менталитет, даже этикет несколько отличается от земного.