Главред возбуждённо ходил от стола к окну и обратно и махал в воздухе руками возле своей головы. Гордей вдруг подумал, что тот сейчас начнёт брызгать слюнями, и невольно отодвинулся.

– Шеф, угомонитесь. Ну не надо же так возбуждаться. Всё это банально, про это давно и многократно написано, – сказав это, Гордей поднял глаза к потолку. Он увидел, что видеокамеры по углам уже живо интересовались происходящим в кабинете. Они активно шевелили цилиндрическими тушками и едва не говорили: «минуточку, я записываю».

Гордею вдруг стало скучно и тоскливо от этого разговора. Редактор, похоже, заметил это и сменил тональность.

– Мне это тоже неприятно, – примирительно, но не очень убедительно сказал он.

– Блин, да о чём мы вообще говорим, шеф? – Гордей ещё больше насупился. – Я не считаю такую публикацию ничем большим, чем просто текстом. Что с того, что люди задают себе простые и абсолютно естественные вопросы о сути власти? Власть же конструирует наше будущее, так? И потому вопрос о том, как и куда уйдут политики и как они будут в будущем ассоциироваться с властью, вполне даже обсуждабелен.

– Да ты что, фантастики перебрал? Не понимаешь, где граница дозволенного? – Редактор скорчил гримасу, но она была отнюдь не смешной.

Гордею на секунду показалось, что в комнате резко похолодало, как будто открылся канал в прошлое, и из него потянуло подземельным хладом и вонью. Он поёжился, достал из пачки сигарету и помусолил её как бы в раздумьях. Потом сказал:

– Мне, пожалуй, не очень интересно обсуждение этой темы в таком ключе, – и, закурив, добавил: – Не хотите публиковать – не надо. Давайте оставим только мою, так сказать, лирическую часть. Какие песни слушают в своё свободное время наши орбитальные вахтовики. И о чём видят сны… Несомненно, очень актуально и в духе вашего издания, – не смог он удержаться от лёгкого сарказма.

– Заметьте, не я это предложил, – с нескрываемым удовлетворением ответил редактор какой-то старой цитатой (Гордей точно знал, что это цитата, но совершенно не помнил, откуда она). Сарказм Гордея редактор не заметил или сделал вид, что не заметил. Он повернулся вбок и щёлкнул выключателем стоящего на подоконнике чайника. В комнату пришёл звук готовящейся к закипанию воды.

Гордей сидел молча, не стремясь ничего изменить в голове редактора. По его внутренней шкале, текст получился на четвёрочку. Была, разумеется, пара острых фраз – для оживляжа. Про кружок орбитальных социалистов-утопистов. На это главред, простая душа, и клюнул. Но он не разглядел другого. Была пара важных страничек про собственно космическую проблематику. Это Гордей раньше не особо понимал, на самом деле. Например, про то, что человека нельзя изменить, адаптировать к космосу. Человек остаётся человеком, но только если есть хоть маленькая возможность вернуться на Землю. Это крайне важно. Человек вне Земли может быть только временно. А если возможности вернуться нет и он это чётко понимает – то просто сходит с ума. Точка. Или самоликвидируется, если хватит духа. Потому что становится незачем жить. Отсутствие надежды на возвращение – вот что разрушает. Никто не видел ещё человека, который согласился бы остаток дней провести в ракете, даже якобы (или не якобы) принося пользу человечеству. Например, из тюрьмы пожизненно заключённому можно попытаться бежать или, может быть, случится война/землетрясение, а тут – вообще нет вариантов. Вот про это Гордей и написал пару страничек. А до такого ни один фантаст не додумался ещё. И, похоже, этот ход пройдёт: редактор социальные фрагменты явно уберёт, а важное про космос вполне может остаться. Что уже неплохо. Таков был подход Гордея – подставить одно, чтобы спасти другое.