Миновав «красную» школу (так ее называли в городе из-за цвета стен, возведенных еще до революции из красного кирпича), в которой когда-то училась, я медленно ехала вдоль Октябрьского переулка, осторожно объезжая выбоины на давно не менявшемся асфальте, как вдруг нога моя сама собой нажала на тормоз. Мотор заглох, и машина встала, как вкопанная, прямо напротив дома, в котором когда-то жила семья Лариски Винокуровой, моей лучшей школьной подружки.

Однако с тех пор, как я последний раз была у нее в гостях, дом преобразился до неузнаваемости: вместо скромного кирпичного «домика-крошечки в три окошечка» за узорчатой чугунной решеткой, сменившей затрапезный штакетник, возвышалось шале, прямо как в предгорье швейцарских Альп. Во всяком случае, пейзаж с очень похожим домом украшал стену кабинета моего свекра, который когда-то бывал в Швейцарии, а точнее, в Церне – центре ядерных исследований Европы, как говорится, по делам службы, чем Данька очень гордился.

Недолго думая, я вышла из машины и позвонила в медный колокольчик у ворот. Раздался звонкий собачий лай, минуту спустя на крыльце появилась девушка и с криком: «Варька!» бросилась открывать калитку. Пока она возилась с замком, я с трудом, но все-таки узнала в ней младшую сестренку Ларисы, Аллочку, которую мы когда-то вместе забирали из детского сада по вечерам – это была Ларискина обязанность, а я, как лучшая подруга, ей помогала. Как давно это было!

Теперь передо мной стояла невысокая симпатичная кудрявая толстушка в ковбойке навыпуск и укороченных джинсах, маленькие крепкие ступни ее утопали в аккуратно подстриженной траве практически английского газона, и от этого Алла казалась еще меньше ростом. А в глазах ее светилась такая радость, что я даже покраснела: негоже забывать друзей детства – со временем они становятся почти что родственниками!

Не успела я войти во двор, как Алла практически повисла у меня на шее и горячо зашептала прямо в ухо: «Как хорошо, что ты приехала, Варя! Как хорошо!» Потом она подхватила соскользнувший с моего плеча рюкзак и, крепко взяв за руку, как когда-то в детстве, потянула меня в дом. Я же только успевала изумленно оглядываться по сторонам – посмотреть было на что: просторная терраса, незаметная с улицы, распахнула в сад свои огромные окна, а на второй этаж «шале» вела добротная деревянная лестница с перилами. В приоткрытую дверь была видна часть гостиной, занимавшей, по-видимому, всю площадь старой кирпичной постройки, где раньше размещались целых три комнаты, в которых и проживала семья Винокуровых.

От такого размаха просто дух захватывало, и дурацкий вопрос вырвался сам собой: «Алка, откуда такие хоромы? Вы что, все-таки нашли клад?» Клад мы в детстве искали вместе с Лариской: среди ребятни ходили упорные слухи, что в доме Винокуровых до революции жила вдова богатого купчины, и что сама она уехала за границу, а часть сокровищ спрятала в бывшем амбаре, да так и не смогла вернуться за ними. Но найти нам, конечно, ничего не удалось, а когда старший брат Ларисы, Олег, купил мотоцикл, поиски клада нам пришлось прекратить, потому что на двери нашей «сокровищницы» появился настоящий амбарный замок…

«Что ты, какой там клад! – рассмеялась Алла. – Это все папа… Да ты садись, рассказывай, как живешь, какими судьбами объявилась в нашем городе? Сто лет от тебя ни слуху, ни духу, а тут вдруг приехала!». Она внимательно посмотрела на меня, потом опустила взгляд на мои брюки-галифе (которые я приобрела в тайной надежде, что Данькино эстетическое чувство такой моей лихости не вынесет, но и это не помогло) и с удивлением покачала головой: «Ох, Варька, ты совсем не изменилась! Даже не верится, что столько лет прошло…»