Во время экзаменов ученики были предоставлены сами себе – учителя к ним не приходили.

Иногда товарищи друг другу давали советы, как нужно держаться на экзамене, чтобы «заработать» пятёрку.

Так, по пению отбивать такты полагалось ударами руки по бедру, и давался совет такой: «ты бей, бей по бедру – не жалей». И бывали случаи, что Михаил Михайлович вынуждался удержать ревнивого искателя пятёрки от «самоубиения». Чего только не подскажет наивность «сих малых» в борьбе за своё существование.

Когда за вошедшим в главный вход училища учеником закрывалась дверь при возвращении с каникул, это означало, что она откроется пред ним, когда он будет отправляться на следующие каникулы. Выход в город разрешался только в редких случаях: когда кто-либо приезжал из родни; когда можно было сходить [в город] к кому-либо из родни. Правда, позднее, когда мы учились в третьем классе, разрешалось группе в 3–4 человека ходить в город за покупками конфект, пряников и т. д. по заявкам отдельных «бурсаков». Но это было уже, так сказать «смотрительный» случай.

С момента вступления в здание «бурсы» «бурсак» поступал в распоряжение звонков: по звонку вставал, ходил на уроки, в столовую и, наконец, ложился спать.

Утро. Ничто так не подчёркивало ему сухость, казарменную обстановку жизни на «бурсе», как утро: полумрак в спальне, унылый гудок фабрики Алафузовых[123], зимой иногда недостаточно тепло. Вспоминается домашний уют, утренний чай со свежей стряпнёй, ласковое приветствие родных.[124]

Дружное шествие к умывальнику и обратно и приветствия «старших» на ходу «пучкой». Умывальник в нашем училище был расположен на стенке столовой у входной двери в нее. Вода в резервуар наливалась снаружи – свежая, прохладная прямо только что привезённая в бочке из Пышмы. В раз умывалась целая шеренга стоящих вдоль стены учеников. Утренний чай в 8 часов. В столовую все шли парами, начиная с «приготовишек». При прохождении мимо четвёртого класса бывали «приветствия» с «добрым утром» «пучками» и «ножками». К чаю давался небольшой кусочек белого хлеба, сахарок и чёрного хлеба quantum satis.[125] У каждого стола на пятнадцать-двадцать человек (столы были сдвинуты) стоял «сторож» (так вообще называли обслуживающий персонал) с кувшином кипятка, чайником с заваренным чаем, чашкой с молоком и ложкой. Если кому-либо из учеников нужно было получить вторую чашку чай, то он «вылезал» из-за стола, подходил к «сторожу» и получал вторую или третью чашку чаю с ложкой молока.

После чая до уроков оставался небольшой промежуток времени, который использовался для повторения уроков или подготовки к ним, причём некоторые «богобоязненные» мальчики этим же временем пользовались для молитвы. Всегда можно было на площадке перед входом в церковь видеть их, коленопреклонённых и шепчущих молитвы. Здесь они и встречали приходящего в училище М. Н. Флорова.

С 9 ч[асов] до 2-х проходили уроки, по часу – четыре урока. После двух уроков была большая перемена минут 30.

В два часа – обед. Затем два часа отдыха обычно на воздухе.[126] В 4 часа – вечерний чай в том же виде, что и утром. С 5-ти часов вечерние «занятные» часы до 9 часов с такими же интервалами, что и уроки.[127] В 9 часов – ужин. В 10 часов – звонок ко сну.

Под праздники и в праздники этот порядок изменялся так: под праздник вместо «занятных» часов – «всенощная» и примерно час занятий до ужина, а в праздник: литургия, чай и, примерно, час занятий до обеда.