– Ой! – воскликнула Она, сталкиваясь с Павельевым носом к носу.

Девушка, которую Паша увидел перед собой так близко, была еще красивее институтской «королевы». То есть, это была, конечно, она же, но прежде Паша никогда не оказывался с ней совсем рядом. Да он и не посмел бы подойти к ней! С расстояния вытянутой руки черты ее лица – карие глаза, чистые, как слеза, белые зубы, открывшиеся в улыбке, чуть вздернутый носик – выглядели, как шедевр Творца.

– Здрасте, – пробормотал Паша, теряя свою шальную энергию, рассыпаясь в прах, растекаясь лужей, отступая в сторону, давая дорогу «королеве».

– Здрасте, – ответило «ее величество». Смущение прошло, ее глаза загорелись любопытством и весельем, быть может, заимствованным у него. Она на секунду опустила глаза, чтобы не промахнуться своей изумительной, открытой выше колена, белой, как слоновая кость, обутой в красную тапочку с помпоном ногой мимо ступеньки, шагнула и еще раз взглянула на Пашу. Он на сотую долю секунды раньше успел оторвать свой взгляд от ее ноги, чтобы встретиться еще раз с ней глазами. Молодой человек вытянулся в струнку, точно британский гвардеец, только вместо медвежьей шапки на его голове волосы встали дыбом от удивления и изумления. Так ему, во всяком случае, показалось.

К сожалению, он уловил в ее взгляде, впервые, наверное, за три года совместной учебы в стенах одного вуза, обращенном на это насекомое, Пашу Павельева, абсолютную уверенность в своих силах, принятие восхищения ею и робости пред ней как чего-то само собой разумеющегося. Она прошла мимо, как настоящая хозяйка.

– Здравствуй, Машенька, – приветствовала ее повариха.

– Здравствуйте, тетя Вера, – пропела она.

Что-то говорили и другие обедавшие, но Паша уже ничего не слышал. Он поднялся на палубу, как сомнабула добрел до своей каюты, закрылся в ней, до конца задернул занавеску на окне, рухнул на кровать. «Вот это засада!» – подумал.

Угораздило же его не сдать вовремя термодинамику! Плыл бы сейчас спокойно по Иртышу, комаров кормил. Здесь же его кровь выпьют всю без остатка, почище любого вампира, и даже не заметят. Одна только мысль, что Она здесь, на небольшом катере, все время находится рядом, и ни тебе братьев Царевых, шишкодержателей, ни прочей золотой молодежи, запросто может свести с ума. Он не успеет получить справку внештатника от «Волги широкой», как ему выдадут другую справку, ту самую, с которой в армию не заберут, зато с распростертыми объятиями примут в Ляхово (Горьковскую психбольницу).

Когда первая волна ужаса прошла, Паша стал размышлять, насколько далеко может зайти его безумие в сложившейся обстановке? Пожалуй, очень! Чего доброго, он размечтается в отсутствии всех этих фаворитов рядом с «царственной особой». Вот этого делать не следует! Сверчок должен быть мудрым, иначе…

Додумать Паша не успел, в дверь его каюты постучали. Он поднялся, уверенный, что пожаловал бугор, или Артем, с вестью, что пора от теории индицирования переходить к практике.

На пороге стояла… Она!

– Здрасте еще раз, – улыбнулась девушка, каким-то образом удивительно сочетая смущение с уверенностью, что ей ни в чем не откажут. – Извините, вас как зовут?

– Нас? – переспросил Павел. – Я здесь один, если честно. Павел. Так что, можно на «ты».

– А я – Маша. А это тезка моя! – Она втянула голову в плечи и засмеялась. Паша, который и без того не мог прийти в себя, уставился на швабру в ее руке.

– «Машка», – пояснила она, – на речном жаргоне. Ты не поможешь мне ее намочить?

– Каким образом? – нахмурил брови Павел, шагая из каюты на палубу. Он надеялся, речь идет не о том, как тушат костер по-пионерски. Вслух этого не сказал.