Ласково оглаживая полированную ореховую поверхность приклада, я поделился:
– По сравнению с этой машинкой пистолет – просто уличная рогатка!
– Кот, что ты придумал? Я тебя спрашиваю – зачем?
– Сезон скоро открывается – на охоту пойду, – невозмутимо сообщил я. – В этом году разрешена охота на бронтозавров…
– Кот, хочешь – на колени встану?
– Никогда, любимая! – подхватил я ее на руки. – Мы же кладенец-то не осмотрели полностью… Кладик-кладюнечку нашего…
Рывком разодрал я молнию на крышечном отсеке чемодана, и оттуда посыпались на карабин обандероленные пачки долларов. Потом несколько паспортов, кредитные карточки «Виза» и «Мастер-кард», и уж конечно, мы без этого никак не можем, – мое большое цветное фото. Тут я еще совсем молодой, орел, красавец и кавалергард, в чемпионской ленте, усыпанной бесчисленными спортивными медалями, жетонами и почетными знаками.
Я сорвал с пачки бандерольку, потом с другой, с третьей – деньги зеленой вьюгой полетели по комнате, я хватал их пригоршнями и сыпал на Лору с диким развеселым криком:
– Смотри, подруга, сколько у тебя «у.е.»! Вот это и есть уевище! Гуляем!..
А Лора, улыбаясь, слабо держала меня холодными ладошками, и две круглые росяные капельки медленно ползли к ее подбородку.
Сергей Ордынцев:
РАЗВЕДДОПРОС
На Театральной площади бушевал водоворот бесплодной и бессмысленной суеты. В уже привычной неопрятной стройке колготели и толкались люди с плакатами, призывавшими обратиться к Богу, к коммунистическим идеалам, к йоговской медитации, быстро разбогатеть и подать на пропитание беженцам.
Мы рассматривали их с Сафоновым из машины, припарковавшейся перед Малым театром.
– Вот эту штучку спрячь под рубаху, – протянул мне Сафонов маленькую черную коробочку, похожую на бипер. – Радиомаяк…
– Опасаетесь, что они меня киднапнут?
– Нет, похищать они тебя скорее всего не станут. Но все-таки… Береженого Бог бережет, – рассудительно-неспешно сказал Сафонов. – А вот эту булавку воткни за лацкан куртки. Это мощный микрофон-транслятор – мне весь ваш разговор будет слышно. Чуть что – мы тебя так прикроем, что им мало не покажется…
– Спасибо!
– Не за что. Ты не дергайся, головой не крути – мы тебя ни на миг из поля зрения не выпустим.
– Алексей Кузьмич!
– А?
– Вы Интерпол чем-то вроде детсада представляете?
– Нет, серьезная контора. Бывал я там. Однако разница с нами имеется. – Когда Сафонов ухмылялся, его каленая бурая морда покрывалась трещинами, как старая глина.
– Какая?
– То, что наши бандюки здесь на улице вытворяют, на Западе в кино показывают. А ты не обижайся, Серега. Я – старый, хочу потише, поспокойнее. Без прыжков, стрельбы и других шумных фокусов… Ну все, иди, иди, сынок… Не дергайся – я держу территорию.
Я прошел не спеша через сквер и остановился у грязного пустого фонтана. Где-то, пока не различаемые мной, в разных позициях группировались патрули наблюдения – пешие прохожие и оперативники в машинах, готовые принять меня под опеку в любой точке по всей окрестности.
И хотя я знал, что человек, к которому я пришел, уже наверняка пасется здесь давно – взглядом щупает меня, опознает, оценивает, – а все равно я дернулся маленько, когда коренастый здоровяк средних лет крепко взял меня под руку.
– Здравствуй, Сережа, здравствуй, друг!
Я отодвинулся на шаг, высвободил руку и лениво ответил:
– Здорово, мой дорогой, старинный, безымянный, неизвестный мне дружбан…
Мой новый корешок – шестипудовый комод со стенобитным рылом – добродушно засмеялся:
– Все смешалось в доме Обломовых! Без пол-литра не понять – кто друг, кто враг…
– Это точно! Упаси Господь от друзей, а от врагов сами отмахнемся…