Зато он мог поспорить с тем, что за ангельским улыбающимся бледным ликом бабушки, который висел на каждой витрине и украшал каждую салфетку, скрывалось лицо худощавой, дважды разведенной бывшей школьной учительницы по имени Алекса Хастингс. А старая Алекса, будь она хоть сотню раз учительница и новоиспеченная бизнес-магнатка, была всего лишь старомодной фанатичкой с глубокими южными корнями, размахивающей флагом Конфедерации.

Через неделю после ее жалобы на то, что ее огромное и невероятно сложное налоговое бремя снял чернокожий мужчина, Джека уволили. Этот ублюдок Ривентон с радостью списал все на производительность Джека, заявив, что «недавняя утрата» плохо сказалась на его работе, и он больше не может выполнять свои обязанности. Мало тому было, что после двенадцати лет брака рак груди отнял у него жену; мало было увольнения из-за простой прихоти какой-то богатой расистской стервы, так нет, Ривентон сделал еще хуже и использовал горе мужчины как оправдание. Ну да, вдруг бедняга не чувствовал себя достаточно паршиво, надо еще сделать вид, что все случилось из-за его слишком огромного горя, которое мешало ему выполнять любимую работу. Ради которой он так надрывался, пошел в универ, а Оливия (упокой Господь ее душу) днем оставалась дома с маленьким сыном, а ночью работала официанткой, чтобы им было на что жить.

Да, Дэйв с радостью встретится с Алексой Хастингс и Трентом Ривентоном в суде. Это будет слаще, чем фисташковая вафля бабушки. Но пока что он займется иском на всю компанию вместе с их высокооплачиваемой и престижной нью-йоркской юридической фирмой. Посмотрим, сможет ли он выжать из них такой же большой чек.

Видит бог, парню понадобятся деньги.

Дэйв отодвинул бумаги в сторону, снял очки и откинулся на жесткую спинку больничного кресла. Он посмотрел в другой конец комнаты на мониторы и аппараты, мигающие огоньки, пищащие звуки, которые, к счастью, означали, что все идет хорошо. Мужчина перевел взгляд на лежащего мальчика, такого хрупкого и маленького; его тело стало почти вдвое меньше, чем три месяца назад, когда его только сюда привезли; правая нога и грудная клетка раздроблены, череп треснул, мозг распух.

«Но, слава Богу, он выжил,– горело в сознании Дэйва. Он борец и зашел уже так далеко. Пережил каждую операцию, каждую неудачу.

Дэйв внимательно наблюдал за ним и смотрел, как поднимается и опускается грудь. Видел устойчивый ритм сердца на мониторе, разноцветные линии на другом экране, показывающие нормальную активность его мозга, даже несмотря на кому. По словам доктора, мозг даже был «невероятно активен». Будто ребенок мог проснуться в любой момент.

Но Генри не очнулся. Пока нет. Не когда они хоронили его отца. И не когда фирма Дэйва подала в суд на автобусную компанию из-за халатности водителя и моментально получила компенсцию; процесс ускорил непредвиденный прорыв, когда Дэйв получил известия, что водитель автобуса провалил тест на трезвость, превысив допустимый предел в три раза. У этого ублюдка даже под сиденьем была фляжка с водкой, которую он пил за рулем.

А потом он спрыгнул с моста Коронадо.

Хоть несколько очевидцев и заявили под присягой, что Джек сам вышел – с ребенком на руках – перед летевшим на полной скорости автобусом, а компания утверждала, что автобус не нарушал правил дорожного движения, неопровержимые доказательства против водителя и последовавшая за этим публичная драма, которая длилась бы несколько месяцев, а то и лет, они договорились вне суда. Но неважно, кто что сделал, всем было ясно одно: мальчик определенно был жертвой, и автобусная компания из-за общественного мнения точно не смогла бы закрыть глаза на девятилетнего мальчика в коме. Если выбирать между пьяным водителем и ребенком в коме, победитель был очевиден. Поэтому спустя два онлайн-созвона и столько же недель они договорились, и сумма Дэйва устроила, хоть он и знал, что мог получить больше. Этот бой точно можно было выиграть.