– Извини, Линда, приятно было встретиться, но у меня сильно горят сроки и мне надо вернуться к работе.

– Ну да, ты ж у нас работающая женщина, – гаденьким тоном говорит она.

На лице у нее нескрываемая досада, однако она одаривает меня самой что ни на есть белозубой улыбкой и берет меня ладонями за плечи, чтобы на прощание поцеловать. Потом, отступив назад, преувеличенно озабоченным тоном говорит:

– Тебе бы лучше отлежаться, Эмма.

Я лишь отмахиваюсь и от Линды, и от ее притворного беспокойства.

– Передавай от нас поздравления новому заму декана по социальным вопросам, – говорю я, выпроваживая ее из дома. – Удачного дня.

«Хватит, – обрываю себя, – ты уже говоришь, как продавщица в магазине, старательно изображающая участие».

Избавившись от Линды, я иду наверх в свой кабинет и сажусь за стол, думая лишь о том найденном младенце. Кажется, он везде – и в газете, и в мыслях, и на коленях, и у меня далеко за спиной.

Среда, 21 марта 2012 года

Говард-стрит на самом краю Вулвича явно переживала не самые лучшие времена. Целая туча тяжелой техники сносила старые дома, поднимая в воздух облака дыма и пыли, форсированными темпами превращая этот район Лондона в новый фешенебельный «поселок».

Сбежав наконец из редакции, Кейт приехала на Говард-стрит и припарковалась в самом конце улицы, сосредоточенно разглядывая дома, еще не покинутые своими жильцами. Осталось таких строений, похоже, всего два-три. Из районной бесплатной газеты Кейт узнала, что после долгих градостроительных баталий здания эти были принудительно выкуплены, и теперь здесь развернулась полномасштабная работа по их сносу, после чего улица приобретала вид, как после гитлеровской бомбежки на старой отретушированной фотографии. Кейт сразу подумала, как же ей повезло, что ее тихий уголок на востоке Лондона благополучно ускользнул от взоров городских проектировщиков, которые, нацелившись изменить образ столицы, решили сделать из нее множество отдельных «поселков». Так что ее квартал с полосами примыкающих друг к другу домов пока остался не затронут.

Кейт со Стивом приобрели свой, прежде муниципальный, дом в Хакни еще в начале девяностых, оказавшись у себя на улице первыми представителями интеллигентской среды. В тот вечер, когда они туда переехали, ближайшая соседка, из-за стенки, принесла им кассероль с печенкой на стеклянном блюде с цветочками – таком же, что имелось еще у бабушки Кейт. Бет потопталась по кухне, все хорошенько оглядев – заметив и то, что у них одинаковые чайник и тостер, и то, какие забавные на холодильнике магниты, – и засыпав новоселов целой кучей любопытных вопросов. Однако после этого их миры редко когда пересекались, и общение соседок ограничивалось лишь доброжелательным: «Привет, ну как ты там?»

Когда Стив и Кейт приглашали к себе друзей на шумные барбекю или пьяные вечеринки с хлопаньем пробок в саду, то всякий раз слышали, как раздраженные соседи шумно втягивают носом воздух. Но мало-помалу у них в квартале, привлеченные доступными ценами, поселилось немало и других жильцов из интеллигентского круга – и наконец на их улице появилась первая черная глянцевая парадная дверь с зеленеющим в горшке у порога лавровым деревцем. Лавр на вторую же ночь кто-то спер, однако сам идейный посыл все же остался.

До нынешней поры из старых жильцов продержались разве что та самая соседка за стенкой Бет да еще престарелая пара в конце улицы, загородившиеся от всех высокой стеной топиария и римскими шторами. А недавнее открытие на углу их улицы, где некогда была лавка по прокату видео, целого торгового центра Marks & Spencer, похоже, стало для их старенького квартала последней каплей.