Эмиль Горовец исполняет свой знаменитый шлягер: «К нам в Нью-Йорк приехала кузина…»
17 апреля 1970 года Председателем Гостелерадио был назначен махровый антисемит Сергей Георгиевич Лапин. Он рьяно принялся искоренять еврейский дух из подведомственного ему учреждения. Горовец продолжал гастролировать – его концерты приносили государству миллионные доходы. Но его, подлинно народного артиста, не удостоили даже скромного звания заслуженного артиста республики. Шесть раз директор концертного объединения «Мосэстрада» подавал документы на это звание для Горовца и шесть раз получал отказ. В конце концов, получив сверху четкое указание, он компенсировал певцу несправедливость против него дорогой немецкой аппаратурой.
«Я не уехал…»
В начале 1970-х годов еврейский репертуар попал под тотальный запрет. Горовец понял: пора уезжать и в 1972 году подал документы на выезд в Израиль.
Есть легенда, что, узнав о планах артиста, ему позвонил министр МВД Щелоков и грустно поинтересовался: «Ну, что, уезжаешь? А кто же теперь будет петь про макароны?» Правда это или досужий вымысел, нам неизвестно, но факт налицо: чинить препятствий власти популярному артисту не стали. Летом 1973 года вместе с сыном Александром и женой, актрисой Маргаритой Полонской, его верной соратницей, партнершей и помощницей Эмиль Горовец сошел по трапу в аэропорту Тель-Авива. Столичный записной острослов, исполнитель хулиганских куплетов Костя Беляев тут же запел злободневную песенку на известный мотив:
«Я не уехал, меня уехали», – сказал Эмиль Горовец в первом интервью на Земле Обетованной.
«Отъезд знаменитого певца поверг советскую общественность в состояние шока. <…> Горовец уезжал на пике популярности и материального благополучия, продав генеральскую дачу и бросив квартиру на улице Горького, “Волгу”, нажитое за много лет добро. Уезжал под свист и улюлюканье властей, с клеймом предателя. Его отъезд заставил задуматься даже тех, кто тогда еще не помышлял об эмиграции: если уж такие, как Горовец, уезжают, значит, что-то неладно в “датском королевстве”. Он ни разу не пожалел о своем решении, несмотря на все превратности эмигрантской судьбы. Такой у него характер: он ничего не делает, не обдумав, но приняв решение, не меняет его», – продолжает Б. Езерская.
После отъезда певца советская пропаганда устроила настоящую вакханалию. Его записи стирались, а пластинки изымались из продажи и уничтожались. Советским вандалам от искусства пришлось попотеть, ведь записи «российского Карузо» разошлись многомиллионными тиражами: он выпустил к этому времени 12 долгоиграющих дисков.
Эмиль Яковлевич вспоминал:
«Готовясь к отъезду, я сделал большую программу на еврейском языке. Но откуда мне было знать, что культура на идише в Израиле искореняется? Представители СОХНУТа со мной упорно говорили на иврите, хотя все они отлично понимали и русский, и идиш. Тогда вопрос стоял так: или учи иврит, или… Мне, тенору, предложили выучить на иврите… репертуар Шаляпина за 100 тысяч лир, огромные по тем временам деньги. Петь “Блоху” на иврите! Я отказался. Все-таки я дал там четыре концерта на русском и идише, а дальше что? Израиль – маленькая страна, там нельзя быть просто певцом, надо что-то делать, чем-то зарабатывать на жизнь. Правда, там мне после первого же концерта дали квартиру. Ну и что из того? Была бы работа, я бы сам заработал на квартиру. Но мне не дали выхода ни на телевидение, ни на радио. О моем приезде никто не знал. Но самой большой неожиданностью для меня было то, что и в США, которые я считал оплотом еврейской культуры, эта культура умирала. Уже при мне продали небоскреб газеты “Форвертс”