Шарлотта, у тебя нет стыда! Но это ничего… Зато и несчастья нет! Может же у человека хоть иногда не быть несчастья…

3.       Надо было хоть немного прибраться, а то комнаты становились похожи на песчаные пляжи – сплошная пыль… и еще Зэкери разорвал весь свой конспект – уже раз в десятый. У него всегда странные идеи. Испишет целую тетрадь, потом выбросит все – и заново пишет, чтобы лучше запомнить.

Анна ушла на консультацию к Жаклин. Я попросила ее показать все наши продвижения по мировой литературе средневековья. Начать бы выписки – а оригинальных текстов не хватает. Мы, конечно, набрали и кое-что французское, и немецкое, и итальянское… правда, не знаю, кто нам будет с французского переводить! Видимо, это придется читать по-английски… Даже если я выпишу пару строк из оригинала, все равно не смогу воспроизвести. Обидно, что из нас четверых никто не знает французского. Владеет им Мари, но от этого никакого проку. В детстве, перед самым поступлением в школу брат с сестрой по обыкновению своему повздорили и пошли в разные языковые группы, чтобы реже встречаться – и вот Зак выучил немецкий. Теперь они с Энджи – два эксперта, а по-французски мы решили отстать до конца триместра. Сделаем сначала, что знаем. С Франсуа Рабле еще можно разобраться – хоть по картинкам. А что делать со стихами? – Вийон, Ронсар…

Всю неделю весьма своеобразно переводили Шекспира. Просто составляли список устаревших слов! Придется бедной Жаклин сегодня Анне это все рассказывать. Будет еще лучше, если она даст какую-нибудь книжку по исторической грамматике, потому что в субботу 26 числа мы в библиотеку не попадаем – у нас семейное торжество. Нормальные люди историю языка учат на втором курсе, а мы, видимо, примемся на первом. Ни один порядочный студент из этого университета еще не споткнулся на Шекспире! А тут вдруг выясняется, что господа шотландцы и господа русские провалили всю устаревшую лексику…

– Заки, не топчись! Я, кстати, твой мусор мету! Сходи и сними стипендию лучше!

– Любуюсь на твое рвение убираться. Кто тебя так воспитал?

Это называется – акт международной коммуникации! С иностранцами можно общаться лишь письменно и канцелярскими штампами – но ни в коем случае нельзя стоять нос к носу с таким вот аристократическим потомком, которому все его бумажные околышки хочется в лицо выкинуть.

– Это был менталитет, – говорю. – Ты все еще стипендию не снял?

– Нет, я еще и шагу из дому не сделал… И все у вас так любят убираться?

– Да ненавижу я уборку! Ненавижу!

– Наняла бы кого-нибудь двадцать раз.

Это уже звучит откуда-то из-за стенки. Ходит и гремит бутылками.

– А кто будет платить? Может быть, ты? Ты помнишь, какое число в субботу? Мне просто не хватает – неужели так трудно понять?

– У тебя осталось всего двадцать минут. Мы непременно должны зайти в магазин перед танцами, потому что потом у нас автобус отходит. После клуба не получится – только на остановку.

– Господи! Да ты сам сейчас больше проходишь!

– Ля-ля-ля… Ля-ля-ля…

– Я закончила! А грязную воду выльем на Зэкери!

– Нет!!! – взвизгнуло на кухне. Потом что-то грохнуло. Мимо меня галопом, с дикими воплями пронеслось нечто торпедное и выскочило на улицу. Дверь захлопнулась…

Зимний воздух стоял неподвижно – одной сплошной тучей. Чувствовалось море и приближение дождя – восточный горизонт волновался. Песочные дорожки отсырели еще ночью и цеплялись к ботинкам. В тишине раздавались короткие свистки с железнодорожной магистрали, однако, куда движется состав, невозможно было определить – эхо подхватывало звуки и раскатывалось по округе то приближаясь, то удаляясь…