В Ясности я сконвертировал еще немного хао и вручил его Агате и Горвалу.

– Это вам, поглотите по пути, – сказал я, но, заметив их нерешительность, прикрикнул: – Да берите уже!

Следом я обратился ко всем:

– Тринадцатая когорта, слушай мою команду! Всем приготовиться к бою! Выдвигаемся!

По рядам демонов прокатился удивленный ропот. Некоторые переглядывались с недоумением, другие нервно сжимали оружие.

– Но, центурион, – нерешительно начал Горвал, – разве легат не велела нам…

– Ситуация изменилась, – оборвал я его. – Выполнять!

Горвал колебался секунду, но потом кивнул:

– Есть, центурион! Вы слышали приказ, ублюдки! Поднимайте свои задницы!

Когорта задвигалась, засобиралась, раздался лязг оружия и доспехов. В воздухе повисло напряжение, смешанное с нервным возбуждением.

Мысленно я обратился к Ночи:

– Ты готова к битве?

«Древняя мать инраугов родилась готовой к битве, юный Ааз, – прозвучал ответ в голове. – Ночь будет сражаться рядом с тобой до последнего вздоха».

– Тогда верни свой настоящий размер, Ночь, – мысленно велел я. – Мне нужно, чтобы ты повезла не только меня, но и моих демонов.

«Ночь исполнит пожелание Ааза».

Когда она начала расти, превращаясь в исполинское чудовище, демоны отпрянули в ужасе. Послышались испуганные возгласы и ругательства.

– Чтоб у меня рог отвалился! Что это за тварь? – воскликнул Жег, отступая на шаг.

– Клянусь членом великого князя, я такого еще не видел! – выдохнул Кродис, глаза которого расширились от изумления.

Вернув свой истинный размер, Ночь возвысилась над нами, подобно живой горе. Ее покрытая бронепластинами и шипами шкура переливалась в тусклом свете, а глаза светились готовностью к битве.

– Это наш транспорт, бойцы! – крикнул я. – Забирайтесь!

Демоны колебались, с опаской глядя на огромного инрауга.

– Ну же! – рявкнул Горвал. – Вы что, предпочтете пешком идти на верную смерть?

– Да мы никуда не торопимся… – пробормотал Жег.

Но всех остальных слова Горвала выдернули из оцепенения. Взбираясь на моего инрауга, демоны действовали слаженно, хотя и не без нервозности. Они цеплялись за шипы, подтягивались, тянули руки отстающим, то и дело бросая настороженные взгляды на голову Ночи. В этой взаимовыручке чувствовалось, что мы – вся когорта – стали сплоченнее, словно хао, которое я им дал, связало нас всех невидимыми нитями.

Когда бойцы, все девяносто девять демонов, цепляясь за шипы, взобрались на Ночь и закрепили себя ремнями, я занял свое место на загривке и оглянулся, окинув взглядом своих бойцов.

Их отношение ко мне изменилось кардинально. Центурион, добровольно раздавший рядовым свое хао, в их понимании был по меньшей мере святым. Или, если изъясняться по-демонически, благословенно проклятым. Об этом мне говорило не только восприятие, обостренное после встречи со Стражем печати, но и то, что я видел.

Агата не сводила с меня задумчивого взгляда, обжора Кродис смотрел на меня с таким обожанием, словно я был воплощением самого Хаоса. Рокотанк Рубин был готов расплакаться от переполнявших его чувств. Славикус, Фариос и Жег обменивались странными взглядами, испепелитель Даруикинар и инкуб Ницал глядели с неподдельным уважением. Даже молчаливый Мерихим, казалось, излучал одобрение.

Девяносто девять демонов, готовых следовать за мной на смерть. Их глаза горели не только решимостью. Читалось пусть пока и хрупкое, но… доверие? Чувство придало мне сил.

Но вместе с этим пришла и ответственность за списанных демонов.

Поэтому я передумал немедленно бросаться на север, где сейчас все наши силы стачивались в смертельной схватке с Пустотным легионом. Нет, в той мясорубке от моей когорты ничего не останется. Я не испытывал к этим демонам никакой привязанности, но собирался сберечь как можно больше. Иначе что я за центурион?