Удорожание импорта поощряет переход на отечественные заменители, что стимулирует экономику, увеличивает занятость и доходы, а также положительно влияет на национальный рынок капитала. Делаем сноску: если замещения нет, а начинается просто его удорожание, проблемой становится инфляция издержек. РФ уже не раз ощутила на себе подобное лично, но проблема это общая.

Когда подобную тактику решают применить синхронно дюжины экономик, это выглядит идиотизмом: никто не выиграет при одновременных девальвациях. Но в 2008 году развитые страны, чтобы поддержать экспорт и производство, начали активное ослабление.

Поскольку это традиционные стратегии роста для развивающихся стран, то подобная низость вызвала от них ответные шаги, что привело к валютным войнам. Самая активная в плане возмущения и встречного снижения Бразилия создала сама себе гиперинфляцию.

Уникальность США в том, что колебания валютных курсов, которые принуждают чужие Центробанки к суете, идут только на пользу американской экономике, направляя бегущий из нестабильных экономических регионов капитал в привычные и устойчивые гавани Штатов. Великая депрессия, Чёрный понедельник и ипотечный кризис могут ставить рекорды. Но даже рекордные 10% американской годовой инфляции по сравнению со 100% у какой-нибудь турецкой лиры подкрепляют уверенность, что при конце света США всё равно упадут последними.

И это дисбаланс самоподдерживающийся. Из пяти главных характеристик годности валют (емкость рынка, ликвидность, признание, транзакционные издержки и стабильность) доллар лидирует во всём. Его можно продать и купить в любом объеме с минимальными издержками. Нет никого и близко на полноценную замену.

Роскошью создавать из воздуха универсальные деньги, которые при этом будут принимать в других странах, до доллара не обладал еще никто. Искушение было слишком велико.

Понятно, что эмиссия здесь сервисный инструмент, работающий на обслуживание международной экономики, которая еще в начале этого века сохраняла красивые темпы роста.

Но если на момент распада социалистического блока и перехода к однополярному миру в обращении было $3 триллиона, то к 2019 году объем превысил $15 трлн. В пандемию предохранители вообще выключили, добавив почти $6 триллионов за два года.

Естественно, экономика пропорциональных скачков не совершала. Рассинхронизация с реальным сектором стала всё более заметной.

В долларах продолжают считать цены на сырьевых биржах и основные активы, в нем же распределяют инвестиции. Даже самые лояльные элиты не брезгуют долларом: деньги не «всехние», они чьи-то, а заграничные счета при наличии внутренних рисков считались безопаснее.

Но диспропорция стала бросаться в глаза, и процесс сокращения зависимости от доллара начался около 15 лет назад, когда его доля ненавязчиво стала сокращаться в сделках, золотовалютных резервах и ценных бумагах.

Да, в нем всё еще 56% мировых валютных резервов и 84% торговых контрактов (примерно столько импорта-экспорта включают цепочки, идущие через США, ЕС и Японию), но динамика падающая.

С другой стороны, пока не ясно, как вообще настраивать обменный курс без привычных пар вокруг доллара.

Курс чешской кроны к алжирскому динару это не отдельная ветка биржевых валютных операций. Они оба торгуются относительно доллара, а при случающихся внешнеторговых расчетах используются используются именно эта метрика.

Отсюда возврат к другому стандарту, привязка валют к материальному носителю – вопрос, выходящий за рамки просто смены значка в обменнике.

Кстати, уход от статуса резервной валюты – в интересах одной из соперничающих сил внутри Вашингтона. Для консервативного направления гипертрофированный финансовый сектор мешает реальной экономике. Отвечающая за доллар Федеральная резервная система – вообще отдельный диссонанс в песне свободы.