" – Нет, – поправил он себя мысленно, – не самый золотой, а просто – первые! Не в неизвестность ехали, а к нему, к Фиме! К родственникам, знакомым и друзьям, которые – таки да, уже с перспективами, планами на будущее и какими-никакими, а связями. Ну а потом уже, после разгрома Одесского Восстания – от безвыходности, потому что альтернатива – военно-полевой суд, и в лучшем случае – каторга! И то половина в Дурбане осела, н-да…"

– А русские – едут, – пробормотал он и с тревогой покосился на супругу, но та сладко спала.

" – Почему?"

… а потом вспомнились рассказы Шломо, то бишь Егора, и стало немногим понятней. Потому что у русских – ещё хуже! Да, нет притеснения по национальному и религиозному признаку, и…

… всё.

Зато есть такая же де-факто черта осёдлости, выкупные платежи, исправники, попы…

… и мрущие по весне дети.

" – Русских нигде не ждут, – дошло до него, – Нам нигде не сладко, но иудейские общины есть таки в большинстве стран, и куда бы не переехал еврей, ему везде хоть чуть-чуть, но помогут! Очень часто это всего лишь иллюзия помощи, но…

Фима выдохнул прерывисто, и Эстер заворочалась во сне.

… у русских нет и этого! Нет и никогда не было значимых общин за пределами Российской Империи, и не было даже самой возможности покинуть её. А ведь если вспомнить потомков дезертиров, оставшихся во Франции после Наполеоновских войн, то и нельзя сказать, шо не хотели! Солдаты бежали к кавказским горцам, к персидскому шаху и османскому султану. Куда угодно от царя-батюшки! Как сейчас – в Африку, где их ждут. И больше – нигде…"

– А у нас – иллюзии, – пробормотал он совсем тихо, – и кажется, шо можно подождать ещё чуть, и тибе предложат условиях получше, а если немножечко поторговаться, то и совсем хорошие. Не в Африке, так ещё где. Не так денежно в перспективе, зато цивилизация, и безопасно уже сейчас…

А потом паззлы в его голове сложились, и Бляйшман с ужасающей ясностью понял, что если он хочет видеть Иудею государством, а не территорией, ему нужны люди, её заселяющие, и не когда-нибудь потом, а прямо сейчас. Люди, которые поедут в голое поле, готовые корчевать джунгли, воевать с британцами и всем миром, накрепко вцепившиеся в кусок африканской земли. Их земли.

Люди, которым некуда возвращаться и нечего терять, а потому…

– Чем хуже, тем лучше, – судорожно сглотнув, прошептал Бляйшман, и перед глазами его встали…

… убитые во время погромов соплеменники.

… пока ещё живые…

– Лабиринт Минотавра какой-то, – остановившись на покурить, сплюнул раздражённо Коста, вконец отчаявшись отыскать коллегу в путанных двориках, коридорах и комнатушках Кнессета. Перехваченные депутаты и чиновники охотно делятся информацией о возможном местоположении Хаима, но то ли играют в Сусанина, то ли путают право и лево, и русский со своим.

А ещё эти строители, будь они неладны! Там коридор перегородили, здесь дверь в стене из самана прорубают или наоборот – закладывают! Раз обошёл, два…

… и стоишь, как дурак! Снова потерялся!

Кнессет разрастается подобно раковой клетке, выпуская метастазы во все стороны разом. Клети, клетушки, внутренние дворики, открытые и закрытые переходы в залы заседаний, министерства и ведомства…

… в лучшем стиле трущоб арабского Востока. Так получилось.

Никто толком не знает, как должно функционировать правительство, и получается одна сплошная импровизация на бегу. Анархический хаос, в котором только начинает выкристаллизовываться будущее правительство Иудеи.

Уже есть премьер-министр и гражданская администрация, она же военная, и…

… на этом всё.

Портфели ещё не созданных министерств делятся между группировками с учётом военных заслуг, родственных связей, политического веса в Африке и Европе, и разумеется – религиозных течений. Решения принимаются простым большинством голосов и перевесом политических сил, но если кто-то считает иначе, он может подкрепить своё хотение деньгами в бюджет.