Мы, протрезвевшие сидели в машине, провожая взглядом уходящую Наташку. Было очень больно в груди, мы явственно увидели себя со стороны. Взрослые, пьяные, почти дядьки, потерявшие детство….

В молчании и тишине мы поехали домой. Что случилось за эти десять лет с Наташкой? С нами?

Я + Я

Передо мной стоит странный дядька с седыми прожилками в висках и умилённо смотрит на меня…, алкоголик что-ли? Знаю я этих…, крутятся с утра у магазина, когда я в школу иду. Очень похож на моего отца, взгляд такой же…, шальной что-ли… Я тоже стою и на него смотрю.

– Привет, Петька! – елы палы, еще и имя знает моё, надо бы поосторожней с ним. Так, вчера мы во дворе играли в футбол весь день, потом, под вечер, пошли в сады, с пацанами, воровать осенние яблоки. Вроде никто не видел…, хотя чем чёрт не шутит…

– Здравствуйте, дядя! – поздоровался и я, нормы приличия знаем…, не маленький, через три месяца будет девять лет….

– Как дела, малыш? Из школы идешь? – почему у него слеза проскальзывает? Может он болеет? В таком старом возрасте всё может быть…, интересно, сколько ему? Может 30 или 35 лет…

– Ага, отпахал! – ответил я важно мужику, почему-то не чувствовал угрозы от него.

– Как там школа?

– Нормально… – мужик точно не в себе, какой вопрос – такой ответ.

– Что делали сегодня в классе? – после очередного вопроса, дядька с нетерпением глянул на ручные часы.

– Правописанием занимались до одури, вон, руки все в мозолях! – показал я свои запачканные, в пасте от шариковой ручки, ладони. Почему я стал всё это говорить, не знаю. Но вот стал…, сумасшествие заразно наверно. И меня понесло: – А еще мы сегодня разучивали эту песню…, эээ, «октябрята»…

– Октябрята учатся летать…, с дивана прямо на кровать? – ни фига себе, дядька пропел не по-советски…, я с уважением на него посмотрел.

– Ну, примерно да! А еще я обменял вкладыши с Дюхой, он мне «Порше» от «Турбо» дал, а я ему Диегу Марадонну из «Финала», у меня два таких было… – зачем я ему это все говорю?

– Не плохо! Дай гляну… – надо же, старый, а интересуется красотой. Я снял с плеч ранец, и вытащил из кармашка тоненькую пачку с вкладышами. Дам, пожалуй, ему все, пусть посмотрит на моё богатство.

– Только от «ловиса» это не мои…, сестре несу! – немного было стыдно за девчачьи «Лове ис», но за финальные, бомбимбомовские и турбовские, я испытывал гордость…, сколько нервов я помотал, доставая их. Каждую копейку экономил на мороженом, бутылки сдавал от кефира и молока, чтобы раз в неделю сгонять с друганами на базар и у цыган купить эти жвачки. Потом растягивали удовольствие, по кусочку откусывая резинку, а вкладыши – это наше всё! Эх, взрослые не поймут этого.

– Красивые! – вздохнул дядя, почему-то вытирая мокроту рукавом и перелистывая моё добро. Наконец он просмотрел их и протянул мне обратно, со словами: – Слушай, ты за Смирновой ведь сидишь, за партой…, ты это…, того, не дергай её за косички…, не по-мужски это!

Я открыл рот от удивления, вот оно что…, её папа подстерёг меня. Ну и дура она…, пожаловалась…, бабы – что с них взять…

– Не, не… – улыбнулся мужик мне – …, я не папа её, я просто знаю об этом…

– Но как так…. – собственный голосок мне не понравился, слишком по-девчачьи прозвучал, с фальцетом…

– Да так Петь, я просто комсомолец, а мы такие…, всё знаем! – ну ладно, улыбка вроде не злая, может, не будет бить…

– А чё она такая дура? Руки постоянно вверх подымает, перед учителем себя показывает, как будто умная самая, аж бесит….

– Петя, через пару лет ты будешь её портфель таскать! А пока не дергай её за косы, потерпи немного…

– Вот ещё! Я дурак что-ли таскать её портфель? – какую глупость иногда взрослые говорят, да уж, старость не радость…