– Это святотатство. Прекрати, – сказав это, Абдул-Хамид дал знак, чтобы султаншу увели. На следующий день мужа Джемиле вместе со всеми их детьми казнили.
Через десять лет точно так же казнили другого человека. За него даже просить не позволили. Этим человеком был Ахмед Кемалледдин. Да, именно тогда младотурки поняли: если Кровавый султан родного брата не пожалел – он уничтожит каждого на своём пути, если сочтёт угрозой. Сейчас Ахмед должен был зваться падишахом, а не Вахидеддин. Ахмеду надлежало править Османской империей в это нелёгкое время. Вахидеддин не мог забыть безжизненное тело брата. На войне он видел много трупов, сам убивал без колебания. Но тело Ахмеда врезалось в память.
– Так было нужно для империи, – одним предложением объяснил свой поступок Абдул-Хамид.
Когда через четыре года после смерти Ахмеда произошла революция, Вахидеддин поддерживал младотурков. Негласно, не демонстрируя, но поддерживал. Кто угодно на престоле, только не братоубийца. Почему Абдул-Хамида похоронили в мавзолее Махмуда II рядом с дедом, которым так восхищается Вахидеддин?
Омовения, поклоны, молитвы. Великий султан, жестокий султан и… дядя. Абдул-Азиз взошёл на трон после смерти отца Вахидеддина. Абдул-Меджит умер молодым в тридцать восемь лет, оставив после себя большое потомство. Вахидеддину было на момент смерти отца всего четыре месяца. Абдул-Азиз имел двоих сыновей, в то время как рядом подрастало шестеро племянников. И он делал всё, чтобы власть осталась у его потомков, не переходя к сыновьям брата. Хотел изменить закон о престолонаследии в пользу своего сына Юсуфа. Подкупы, махинации, заговоры. Абдул-Азиз запретил сыновьям брата иметь больше одного ребёнка. Жениться тоже запрещал. Растратил государственную казну, и в итоге его свергли, когда Вахидеддину было пятнадцать лет. И на трон взошёл старший сын Абдул-Меджита, Мурад V. Они получили свободу. Мурад перестал скрывать двух дочерей, рождённых против распоряжения Абдул-Азиза. Другие шехзаде смогли жениться. Мир был наполнен перспективами.
Мавзолей Хатидже Султан стал последним местом в церемониях принятия власти новым падишахом. Хумаюн-паша отговаривал Вахидеддина от этой поездки, но султан был категоричен:
– Для меня он настоящий падишах.
Подошёл к гробу, поклонился, поднял ладони к небу, произнёс молитву, поклонился, прикоснулся к гробу. Маленький гроб, не такой роскошный, как у прочих. Словно не султан здесь лежит, словно не сын и не внук султана… Мурада сочли безумным. Свергли. Заточили на долгих двадцать восемь лет. Многие его дети и внуки родились за это время, не видя ничего за стенами выделенного им дворца. Он умер четырнадцать лет назад, подарив своей семье освобождение. И город словно наконец-то вспомнил про ещё одного султана. Он воплотился в своих детей и внуков, которые жадно черпали жизнь, получив такую возможность. «Сын султана Мурада V, дочь султана Мурада V, внук султана Мурада V», – произносилось то и дело в разных сторонах Константинополя. А он, султан Мурад V, лежал здесь, но уже не забытый, как в течение двадцати восьми лет заключения.
– Им это не понравится, – заметил Хумаюн-паша, когда султан вышел на улицу и подошёл к своему коню.
Не было необходимости уточнять, о ком идёт речь. Не нравится что-то могло только триумвирату пашей, которые фактически руководили страной последние пять лет. И если до этой минуты Вахидеддин ещё не знал, каким правителем ему быть, что предпринимать, какой позиции придерживаться, то сейчас он наконец-то определился. Он знал, каким султаном точно не будет. Не будет прятаться, как Решад. Не будет беспричинно жесток, как Абдул-Хамид. Не позволит отнять право, данное ему Аллахом, как Мурад. Не будет пользоваться властью в личных целях, как Абдул-Азиз. А это уже создаёт определённые правила действия.