– Если вы пришли ко мне как к брату – предлагаю пройти в более комфортное и приятное место для беседы. А если как к врачу, то мне придётся попросить Эльму остаться, потому что без неё я как без рук, – Зияеддин видел, что последнее его предложение не понравилось Нуреддину.

«Сколько ему? Семнадцать? Нет, должно быть восемнадцать лет. Он на два года старше моей Дюррие. Пора уже перестать смущаться. Не мальчик уже», – размышлял Зияеддин, пока Эльма привычными движениями раскладывала все необходимое для осмотра.

– Это… может, и не понадобится, – наконец-то заговорил Нуреддин. – У меня просто какое-то странное пятнышко – вот здесь.

Он торопливо снял пальто, дрожащими пальцами расстегнул пиджак. Зияеддин изо всех сил пытался держать себя в руках. «Профессионализм, профессионализм», – напоминал он себе. «Я врач со стажем», – мысленно повторял он, смотря как сын грозного Абдул-Хамида путается в рукаве пиджака, торопливо закатывает рубашку и вопросительно поднимает на Зияеддина голову. Решад, отец Зияеддина, прожил всю жизнь, опасаясь старшего брата. Боялся сказать лишнее слово. Боялся выйти из дворца. Боялся жить. Иногда Зияеддину даже казалось, что отец боится думать и мечтать. А сейчас перед ним блёклая, но всё же копия, того самого Абдул-Хамида, держащего в страхе всю династию. И эта копия дрожит, боится и замирает от небольшого пятнышка на коже.

– Что, привез сувенир на память? Надо было думать больше о сражениях, а не… Да, спасибо, Эльма. Так, что у тебя тут? Хм. Интересно. Надо осмотреть тебя полностью. Раздевайся. Что? Да не бойся ты. Просто нужно убедиться, что это единственный очаг поражения и нет других симптомов.

Пока Зияеддин осматривал Нуреддина, любимый сын Абдул-Хамида сел в кресло, не спросив разрешения. Он рассматривал бумаги на рабочем столе без видимого интереса, но так, словно он в своём кабинете.

– Как к себе домой, – пробурчала Эльма, покачав головой, чем вызвала решимость у Зияеддина премировать помощницу в этом месяце.

Обычно Бурханеддин вызывал у женщин, независимо от их возраста, совершенно другие эмоции. «Если она ещё и накричит на него – буду доплачивать от себя по десять лир ежемесячно», – подумал Зияеддин, закончив осмотр.

– Так и думал. Обычное дело. Ты же до сих пор в гостинице живёшь?

Нуреддин кивнул, натягивая брюки.

– Клопы в постельном белье – обычное дело. А теперь ещё и всю одежду, твою и Бехидже-кадын эфенди, обработать надо.

– А точно? Может быть, я всё-таки болен? Чем-то…

– Да здоров как бык – пахать и пахать на таких надо, – рявкнула Эльма, выходя из кабинета.

Первые пару лет совместной работы Зияеддина задевали такие внезапные уходы без разрешения на то. Он не требовал, чтобы перед ним преклонялись и лебезили, как пред шехзаде. Но как врач ожидал должного отношения от своих подчинённых. А потом всё же понял: Эльма уходит исключительно в те моменты, когда чувствует, что больше не нужна и даже может мешать. Как сейчас, например.

– Длительная вседозволенность стирает нормы поведения из памяти. А это, в свою очередь, приводит к беспорядку и разрухе во всём, – прокомментировал Бурханеддин действия медсестры. Затем, взяв одно из писем со стола, сказал, обратившись к Зияеддину. – Я возлагал надежды, что вас пригласят и в этот раз на международный конгресс по дерматологии. Хвала Аллаху, это совершилось.

– Каждый год приглашают – почему не должны были пригласить в этот раз?

Зияеддин почувствовал себя неуютно. Обычно он после осмотра пациентов проходил через весь кабинет, садился, откидывался на тёмно-зелёную спинку скрипучего кресла. В этот раз ему ничего не оставалось, как занять одно из кресел, предназначенное для приглашённых людей. Зияеддин редко принимал гостей в кабинете. Из-за невозможности расширить рабочую зону, отделив рабочий кабинет от смотровой, он прекрасно понимал, что людям некомфортно вести различные беседы там, где осматривали пациентов. Тем более, что большинство посетителей этой больницы заразные. Но именно для таких случаев, когда вошедшие в кабинет – совершенно здоровы и хотят поговорить с ним – Зияеддин лично подобрал кресла. И сидя на одном из них, он в очередной раз довольно отметил, что для гостей выбрал самые удобные кресла. «Даже поудобнее моего», – подумал он, расслабившись.