Я выбрал место у окна. Не скажу, что все присутствующие на меня уставились, но и родными не стали. Посетители – ребята и девчата лет до двадцати пяти. Ну, как одеваются хипстеры, знают все. Хорошо, что на мне не было галстука.

– «Шпатена», – произнес я запекшимися губами.

– Вы сказали «Шпатен»? – с удивлением повторил официант с длинной эльфийской косичкой на полувыбритом черепе. – Такого пива у нас нет!

– Все равно. «Будвайзер», «Карслберг», «Хайнекен», «Пилснер», хоть «Амстел»!

– Да хоть убейте, нет, – задорно ответил он. – Не держим.

– А что же вы держите? – завелся я.

– Все! – широко улыбнулся официант. – Теплоту солнца, прохладу воды, аромат вереска, мед, цветы, дубовые листья… Мы пьем наш мир с миром в душе и рады разделить его с вами…

– И как эта смесь называется?

– Некоторые, – сказал юноша, – называют его крафтом, но это неправильно…

Вот попадалово! Это же крафт!

Как-то с коллегами смеха ради мы распили «Кожедуба» с мужественным лицом на этикетке. Черный, как нефть, коктейль Молотова создавал ощущение, будто в бензин плеснули машинное масло и подсластили карамелькой.

Пока я силился что-то вымолвить, вокруг эльфийца уже собралось несколько любителей крафта.

– Я пить хочу, – зачем-то признался я.

– Как раз для вас, – бармен продолжал улыбаться, – рекомендую эль IPA. Один из лучших элей Великобритании, легкий, но мощный. Напоминает лагер. Попробуете?

А куда мне деваться?

– 430 рублей.

– Сколько? – взревел я.

– Крафт нельзя пить в гневе, – официант, как проповедник, поднял перед собой сложенные ладони. – Постарайтесь успокоиться! Сосредоточьтесь на этом вине. Я говорю «вино», потому что крафтовый эль – это не пиво, в общеупотребительном смысле. Это – вино друидов, в котором они смогли собрать все силы природы, корни, звезды, цветы…

– Давай сюда, – раздраженно сказал я.

– Вы только не пейте одним глотком. Попробуйте ощутить душу напитка. Наш язык – удивительный инструмент для получения наслаждения…

Особенно твой. Ладно, пусть треплется, а я глотнул. Цветы и звезды посыпались из глаз, корень застрял в горле.

– Деньги верни, – захрипел я.

Тут он обиделся. Может, из-за денег.

– Крафт – это искусство природы: каждый паучок, упавший в сусло, добавляет свой тон в послевкусие, – заявил он.

Затем официант холодно проинформировал, что хмелевой показатель степени горечи в IPA составляет около 50, а в Императорском стауте – целых 120. А кто посмеет сказать, что императорский стаут плох?

– Кто- кто! Я и посмею, – отрезал я и покинул заведение.

Мой путь лежал в район Мясницкой и Маросейки. Там я ранее заприметил пару заведений, которые называли себя «рюмочная». В них я планировал отдохнуть душой и, конечно, прозондировать бизнес-почву.

Полное разочарование. То были совсем не рюмочные, а какая-то барная хрень с фальшивым названием. Водка – триста, бутерброд с семгой – двести, оливье – столько же. Плюс подозрительное мезе, брускетты, пашоты и прочие брокколи-пуккали. Я задохнулся от возмущения. Обманом они заставили меня тащиться по пеклу без малого час и, конечно, никакого финансового разбора не заслужили.

Я им об этом заявил. Не сказать, что мне не ответили.

С ужасным настроением я отправился домой. Но тут вспомнил про заведение на Соколе. Ведь надо же оценить вечерний оборот, клиентуру, суточную эволюцию кухни… К черту усталость, работа – прежде всего!

Как я и думал, народу там прибавилось. Три студента, два краснолицых друга, пара кавказцев. Почти все столики были заняты. Я пристроился в углу. Мой столик был по-настоящему липкий, как в «Преступлении и наказании». Я еще в школе полюбил этот роман, особенно главу про распивочную. Знал ее почти наизусть: «Он уселся в темном и грязном углу, за липким столиком, спросил пива и с жадностию выпил первый стакан».