Теплоходик – белый кубик —

светлое дитя Земли!

За прибрежным веретеньем

крутовыгнутый озо́р,

Ча́лит, чалит теплоходик —

белосахарный узор!

* * *

Дмитрий был большой франт. Любитель красиво одеваться. Он всегда привозил наряды жене и детям из Москвы, где часто бывал по работе в командировках.

Он останавливался у своей родной сестры Полины Савельевой. Она жила с семьёй на Арбате.

В этот раз он привёз из Москвы детям и жене красивые вещи. На рукаве шерстяной тёмно-синей блузы был вышит гладью шёлковыми нитками якорь золотого цвета. Плиссированная юбка – под цвет матроски. С распущенными волосами, которые от природы были вьющимися, тёмно-каштанового цвета, дочь Лида была похожа на принцессу.

Дмитрий целый день фотографировал детей дома и в парке у фонтана. У него был свой фотоаппарат – редкость в то время.

Вдруг он услышал плач маленькой Лиды. Она крикнула: «Папа, папа, кто уронил яблоньку?!» И действительно – на лужайке лежала вся в цвету дичка. Она была ещё небольшая, но цвела сказочно. Лида плакала. Дмитрий задумался: как успокоить дочку? Он взял её на руки. Ему нечего было сказать. И вдруг в разговор вмешался Леопольд:

– Я хочу Лиде рассказать стишок, и она перестанет плакать. Я его сейчас сочинил.

– Ну, давай, давай, мы слушаем тебя, – сказал отец.

Леопольд начал:

Дикая яблонька
В парке росла,
Дикая яблонька
Белой была.
Дикая яблонька
Цвела много лет.
Кто погубил её?
Где же ответ?

Лида перестала плакать, а Дмитрий сказал:

– Ну, ты даёшь, ты же у нас поэтом будешь! Пушкин ты мой! Сейчас мы маме расскажем этот стих.

Дмитрий дома записал стих в свою рабочую тетрадь и вытер слёзы.

– А ты что плачешь? – обняла Дмитрия Ро́са. – Посмотри, как мне хорошо в новом платье!

– Ничего себе! Да, ты королева у меня! Как хорошо, что Поля в Москве показала магазин, где продают такую красоту.




Лидия, Леопольд и Геральд

Дети Дмитрия и Росы Сальциных, г. Прокопьевск


Платье было из чёрного шифона, с воротником-стоечкой из чёрного бархата. Широкая длинная юбка из шёлка надевалась под платье и делала его таким пушистым и нарядным, что глаз не оторвать. Талия, утянутая поясом, казалась осиной.

– Ты просто звезда! Ты неотразима! Скоро будет открытие первого театрального сезона в новом Драматическом театре, и ты наденешь это платье!

Ро́са обняла Дмитрия, и они поцеловались.

* * *

Было воскресенье. Дмитрий был дома. Он сидел в кресле и читал газету. Ро́са пошла в парк гулять с детьми.

– Ро́са, ты не задерживайся, в пять часов за нами придёт машина, и мы поедем смотреть премьеру, а тебе ещё одеться надо, – сказал Дмитрий, когда они выходили из дома.

– Ты почему её так зовёшь? Что это тако – Ро́-о-оса? Ты ишо её Россе́я назови. Ты это брось, ты в своей партии придумывай разные там клички, а дома как положено жену зови. Прасковья она! Поня́л!

– Как ты говоришь? – перебил Акима Дмитрий, не отрываясь от газеты. – Россе́я? Это интересно! Как я раньше не догадался?

– И детя́м исковеркал всё. Это разве дело – так обозвать. Ляопо-о-ольд, Гера-а-альд! Тьфу, нечистая тебя раздери. Язык можно сломать. – Старый Аким принципиально не звал внуков Леопольд и Геральд, а Лёнька и Генка. – Ишь, ты модна́й какой. И откуда ты то́ко взял таќи мина́?

– Нормальные имена, – ответил Дмитрий, продолжая читать газету.

Аким не унимался:

– То́ко и знашь, что газеткой шелестеть да койкой скры-петь – и всё.

Дмитрий поднял газету и сказал:

– А ты что не шелестишь газеткой, кто тебе не даёт?

– А я не хочу ваши партейные портянки листать.

– Ну вот! Газетой он шелестеть не хочет, а койкой сры-петь не может, а я при чём?

– Вот коммуняка-то навязался на нас. Ты бы Библию читал, ты етой Библией и жив остался, – сказал тесть.