С другой стороны, подумав о шахте или покое безмолвного дома, я сразу осознавал, в каком море счастья купаюсь. Моя дорога была холодной и утопала во льдах, но она была верной.

Матти свернул к речному обрыву и исчез в глубине леса. Я включил фонарь. Воображаемое тягловое животное превратилось в свору лохматых собак, над которыми кружились первые хлопья начавшейся вьюги. Бледные очертания окружавшего нас речного пейзажа исчезли на границе луча прожектора.

Вечернее небо окрасило кабину моего «Хайлакса» в красный цвет. Красные пятна покрыли сиденья, блестящий изгиб руля и тканевый мешок с длинным потертым охотничьим ружьем у переднего кресла.

– Могу поехать, – ответил я Матти, толком не понимая, что именно обещал ему.

Норвежец Тронд Петтерсен посетил нашу ферму, возвращаясь с престижной гонки ездовых упряжек «Арктик Баренц Рейс». В гонке у Матти преуспели все – тысяча двести километров пути и чистая радость за пазухой: серебряная награда на шею, и с улыбкой до ушей домой. Легендарному Петтерсену, напротив, не повезло ни в чем. Он загнал своих собак в упряжке, одну за другой, и за пятьдесят километров до финиша был вынужден сойти с дистанции. Норвежец с опухшим от ветра лицом сидел в избе Матти, угрюмо согнувшись, прихлебывал кофе и жаловался на все. Одна собака захромала, у двух случился понос, helt dårlig[9].

Затем Петтерсен залез во внедорожник и отправился в сторону своего фьорда. Через несколько часов Матти ворвался в мою комнату и, тяжело дыша, сообщил, что теперь этот Тронд потерял своих собак. Дверца конуры искусана до щепы и два молодых кобеля где-то бродят вдоль дорожной обочины.

– Они где-то между нами и Луулая.

– Это невозможно, – пробурчал я, привстал и сел на край кровати. В голове мелькали странные картины – должно быть, я задремал на какое-то время. Матти ответил, что все возможно, когда рядом в течение достаточно долгого времени достаточно много собак. Как, например, то, что прекрасно тренированный хаски давится и подыхает от сосиски, брошенной туристом, или кобель, привязанный беговой веревкой, болтается утром с петлей на шее внутри соседней клетки.

– Полез, блудливый, к суке в течке, но веревки не хватило.

Я обещал найти собак и успел даже порадоваться возможности отлучиться из трудового лагеря. Представил, как спокойно еду через деревни западной кайры[10], наслаждаясь началом весны, но все испортило ружье. Уходя, Матти воткнул его мне в руку.

– Лучше взять дробовик. Это будет немного грубее, но, по крайней мере, быстро умрут.

Он больше думал о собаках. Обо мне не думал никто.

Проехал на своем «Хайлаксе» мимо обширных участков вырубок, где корни поваленных деревьев торчали сквозь наст, как копья. Обогнул плотные стены лесопитомников и суровые ряды одиноких сосен.

Мне не хотелось убивать раненых хаски. Я не знал, смогу ли. Но их требовалось убить. По трассе разрешалось ехать со скоростью больше ста, поэтому невозможно экстренно затормозить без того, чтобы не превратиться в раздавленный комок.

По осени, уже на второй неделе работы, я увидел, как убивают собаку. Матти скомандовал мне отправиться с ним на общее кладбище для собак из питомников, которое называли Боснией. Это был заброшенный песчаный котлован, в котором легко копать. По мнению Матти, лучше с самого начала знать, что неминуемо будет в конце. Может быть, это была проверка, не знаю, но я был поражен, как легко Матти убил.

Он даже не сомневался нисколько, просто подтащил собаку к котловану и поставил на землю пластиковую миску с едой. Когда Саманта начала есть, виляя от радости хвостом, Матти приложил пистолет к ее затылку и выстрелил.