– Он же полностью белый, – усмехается Джона.

– Неправда.

– Ну смотри: стены – белые, полы – белые… Ладно, занавески не белые… – Он ухмыляется. – Даже диван тут белый! Где они, черт возьми, сидят?

– Это чехол.

Джона качает головой, смеясь.

– Бога ради, пожалуйста, не заставляй меня жить в полностью белом доме.

– У нее интересные истории! Она занимается переработкой мусора и придерживается экологичного образа жизни. У них есть животные, и она сама выращивает все овощи, которые они едят.

Джона вскидывает бровь.

– Значит, ты все-таки хочешь жить на ферме.

– Да нет же! Я не сказала, что…

– Понятно. – Он растягивается на спине, закидывая руки за голову в издевательски расслабленной позе, и подол его рубашки задирается, обнажая подтянутые мышцы живота. – Калла Флетчер – фермерша. Я подарю тебе на день рождения большие уродливые резиновые сапоги и соломенную шляпу. И корзину для яиц. Нам стоит завести кур.

Я морщу нос.

– Куры воняют.

– И милого козленка или даже двух, – продолжает он, не обращая на меня внимания.

– Ненавижу коз.

– Что?

– Никаких коз.

Джона поворачивается ко мне и шокировано поднимает брови.

– Ты сейчас серьезно?

– Да!

– Но козы же миленькие и маленькие?

– И с жуткими горизонтальными зрачками.

– Да как ты можешь ненавидеть коз? – Джона выглядит искренне озадаченным.

– У меня есть причины. А что ты думаешь о солнечных батареях? Они работают на Аляске при таком коротком…

– Не-а. – Он мотает головой, и его голубые глаза сверкают озорством. – У тебя не выйдет, Барби. Выкладывай или я вернусь домой с десятком милых маленьких карликовых козочек для твоей фермы.

Зная Джону, он это сделает. В смысле, у нас под крыльцом живет неофициально одомашненный енот.

Я стону в голос, уже зная, чем это все обернется.

– Ладно! Когда мне было шесть, во время школьной экскурсии меня покусали козы, и с тех пор…

Мои слова заглушаются взрывом хохота Джоны.

– Тебя терроризировали козы?

Я толкаю его локтем.

– Это не смешно! – Хотя я изо всех сил стараюсь сдержать улыбку сама.

– Ладно, ладно. Ты права. – Он поднимает руки вверх в знак капитуляции. – Покажи мне свои шрамы.

– Вообще-то у меня нет никаких заметных шрамов.

– Потому что они все душевные? – спрашивает Джона с напускной серьезностью.

– Заткнись! Когда тебе шесть и тебя окружает стадо зверей, которые рвут твою одежду и грызут тебе пальцы, а потом тебя еще сшибают в свежую кучу дерьма, ты ни за что этого не забудешь! – Я демонстративно вздрагиваю, чтобы подчеркнуть свои слова.

Он трясет головой, и его смех затихает до едва заметного хихиканья.

– Иди сюда, мой маленький ненавистник коз.

Джона захлопывает мой ноутбук и отодвигает его в сторону. Его мощное тело прижимает меня к себе одним плавным движением, и его губы оказываются на моих.

– Так это друг Джорджа? – спрашиваю я, зарываясь вглубь своей куртки.

Джона ведет Веронику к длинному ровному участку земли, по обе стороны которого возвышаются конусообразные вечнозеленые деревья. С одной его стороны стоят два прямоугольных здания зеленого цвета с металлическими крышами: одно побольше и второе – уменьшенная копия первого. Рядом с замерзшим озером примостился бревенчатый домик. Из его трубы, рассеиваясь в туманном небе, вьется шлейф темного дыма. В другой стороне, среди деревьев, притаились еще несколько пристроек и сараев. Это основная часть любого хозяйства на Аляске, как я узнаю в будущем, где можно укрыть все – от нарубленных дров и пропана до питьевой воды с квадроциклами и снегоходами.

– Кто, Фил? Ага. Они познакомились в военно-воздушных войсках. Я встречал его несколько раз. Отличный парень. Его жена умерла от инсульта осенью. Примерно в то же время, когда умер Рен.