А Барри Уиттамор хочет их снести?
Имею ли я право вообще расстраиваться? Ведь мы с Джоной уезжаем из Бангора, чтобы начать жизнь в другом месте.
– Честно говоря, я не знаю, что думать. А что думаешь ты?
Джона закусывает нижнюю губу в раздумье. Проходит мгновение, прежде чем он отвечает.
– Если мы переезжаем, мне здесь делать нечего. И все же… я всегда думал, что здесь будет жить какая-то другая семья.
– Точно. А Агнес? Что она думает?
Он фыркает.
– Само собой, ей эта идея не понравилась. Эта чертова женщина разъезжает в дерьмовом битом грузовике Рена с лысой резиной только потому, что ее гложет ностальгия. Однако нужды заботиться сразу о двух домах ей нет. Она сказала Барри, что он должен сдать эти дома в аренду и сделать грядки вокруг них. Он ответил, что не против. И продать дома Барри было бы разумным решением. Иначе кто знает, как долго еще мы будем продавать их. Да еще и тому, кто купит их не для сноса.
– Согласна.
Я жду, когда он продолжит, предчувствуя какое-то «но».
Джона пожимает плечами.
– Это кажется мне чем-то неправильным, понимаешь? Рена больше нет, «Дикой Аляски» тоже. А теперь не станет даже его дома. Словно память о нем стирается.
И я понимаю, что он хочет сказать. Папа говорил, что на Аляске для меня всегда будет дом, но технически теперь это неправда.
Молчание затягивается, и я слежу за борьбой на лице Джоны – его челюсть напряжена, а глаза обводят линии потолочной плитки так, будто это мой отец собственными руками выложил ее здесь. О чем он на самом деле меня спрашивает?
Возможно, он просит моего разрешения позволить кому-то перекроить историю моей семьи?
– А что бы сказал папа, если бы он был здесь?
Я ненавижу то, что не знаю этого, потому что не очень хорошо знала его.
Но Джона знал. Мой отец был для него отцом больше, чем когда-либо был им для меня.
Джона задумывается на мгновение, а затем его губы искривляет медленная улыбка.
– Он бы спросил, не его ли это карма за отказ есть брокколи и морковку. Что-то в этом роде.
И я смеюсь, потому что почти представляю, как мой отец стоит на пороге гостиной, чешет подбородок и хмурит свои обветренные брови, в раздумье произнося именно эти слова.
Улыбка Джоны становится тоскливой.
– Но потом он сказал бы нам продавать. Что это всего лишь дом. Что не нужно повторять его ошибок, связывая себя обязательствами за счет людей, которых мы любим.
Я киваю в знак согласия. Джона прав. Мой отец продал «Дикую Аляску» – пятидесятичетырехлетнее наследие нашей семьи – именно потому, что всем нам пришло время двигаться дальше. Дом рядом с нами – это просто куча стен, крыша и двести сорок четыре кряквы с нарисованными от руки сосками. Семьи Флетчер больше нет.
– Тогда вот и ответ. Эти дома нужно продать Барри.
Джона медленно кивает.
– Думаю, пришло время заняться поиском дома всерьез. Что еще тебе попадалось? – Он просматривает открытые вкладки на моем ноутбуке и замирает, хмуря брови. – Ты хочешь жить на ферме?
– Нет. Я просто подписалась на этот аккаунт, – признаюсь я, прокручивая красивую подборку фотографий.
С тех пор как я приняла решение переехать сюда, начала искать вдохновение в блогах, посвященных разным образам жизни, особенно в сельской местности.
– Девушка, которая его ведет, – дизайнер интерьеров. Она ремонтирует старый дом в Небраске вместе с мужем и ведет хронику. Мне нравится ее стиль изложения. И этот дом такой аутентичный. Это то, что я хочу – дом со своим характером.