Зажегся свет. Тусклые стены. Низкий потолок. Ряды коробок и бутылки воды. Такер закрыл дверь, и наступила тишина. Тут было тесно; полки отбрасывали густую тень. Стоя посередине помещения, Дарлин раскинула в стороны руки, потрогала каждого из нас, словно ей недостаточно было видеть, что мы здесь, рядом, а требовалось убедиться в этом путем физического контакта.

Отца среди нас не было.

Мы это сообразили лишь через несколько секунд. Я все еще оглядывала бункер: в углу – рюкзак Джейн, на полу – стопка маминых фото, на скамейке рядом со мной – мобильный телефон с зарядкой Такера. Пахло потом, духами и грозой, имевшей особенный, медно-мускусный запах.

– Где он? – спросила Дарлин.

– Я схожу за ним.

Такер взялся за дверную ручку. Дарлин среагировала так быстро, что я даже не успела ничего понять. В мгновение ока она оттолкнула брата от двери, а сама встала перед ней и сложила на груди руки.

– Отсюда никто не выйдет, – заявила она.

– Господи помилуй! – воскликнул Такер. – Папа же…

– Нет, – отрезала Дарлин. – Он сейчас придет. С минуты на минуту.

– А что, если…

– От нас теперь ничего не зависит, – перебила она и оскалилась, как дикая кошка.

Такер шагнул к ней. В ответ она прижалась спиной к двери, вдавившись ногами в пол, – шея напряжена, пальцы полускрючены. Словно приготовилась дать бой.

– Может, папа ранен, – тихо произнес Такер. – Может, ему нужна помощь.

– Может быть, – согласилась Дарлин.

– Ну, пожалуйста…

Подушечкой ладони она потерла уголок глаза, но с места не сдвинулась. Лампочка на потолке замигала. Джейн крепко обнимала меня, фактически посадив к себе на колени. Такер топтался в нерешительности посреди каморки. С лица брата не сходило вызывающее выражение, но, судя по его позе, он отказался от борьбы. В конце концов, Дарлин была самой старшей из нас. Такер беспомощно топнул ногой и, по-юношески порывистый, бухнулся на скамью.

Я пыталась представить, где сейчас папа. Может быть, он был в амбаре. Успокаивал лошадей. Или проверял, крепко ли заперт курятник. Или пытался остановить коров, пока те не загнали себя до изнеможения, как это было однажды, когда на огороженное пастбище пробрался койот. Я ждала, что папа вот-вот постучит в бункер. Думала, если зажмурюсь, затаю дыхание, услышу его стук. С минуты на минуту.

Над нами что-то сорвалось. Как будто сломалось что-то деревянное. Может быть, папа наверху переставляет мебель? Бряцанье, противный скрежет, словно по полу с трудом тащили что-то громоздкое и тяжелое. У меня возникло странное ощущение: казалось, я нахожусь близ железнодорожных путей, а мимо с ритмичным грохотом проносится поезд.

Через несколько минут я услышала дождь – тихое «кап-кап» над головой. На мгновение это умиротворяющее постукивание меня успокоило.

Это мое первое воспоминание. Тот день, та буря, природное бедствие, вызвавшее переполох, все то странное и ужасное, что произошло. Бункер, где мы спрятались. Руки Джейн в моих ладонях. В углу – мамины фотографии уже в разбитых рамках. Папы нет. Я изо всех сил пыталась представить его – брюшко, кривая улыбка, широкие плечи. Надеялась, что, если буду очень стараться, он неожиданно окажется рядом с нами. Дождь усиливался. Я не понимала, что это означает. Не знала, почему Такер опустил голову в ладони, а Дарлин обмякла, осела на пол. Мне не пришло в голову, что в подвале я не должна слышать шум дождя. Прижимаясь к Джейн, я слушала тихий перестук капель. Шестилетняя девочка, я все еще была полна надежд и не сознавала, что мы навсегда потеряли отца, дом, ферму и всю нашу живность.

В то лето я исчезла. А началось все одним теплым весенним вечером. В ту пору мне было девять лет. Я лежала в постели, сон не шел. Рядом посапывала Джейн, своим дыханием щекоча мне плечо.