- Ничего, - мурлыкнула она, как большая кошка. - Я потерплю, это ведь всего несколько дней...
- Да. Ты же не обижаешься из-за того, что я прячу тебя? Просто мне неприятно, когда лезут в мою личную жизнь...
- Я знаю. Нет, не обижаюсь. Всё в порядке.
Она отстранилась и присела обратно на оттоманку с задумчивым видом. Не желая мешать мыслительному процессу, я отошёл к маленькому столику у окна и налил себе воды. Сделал несколько глотков.
- Она красивая? - наконец отмерла унэтэй. - Эта журналистка.
Я явственно ощутил ревнивые нотки в её голосе, Саран с особенной неприязнью выделила слово "журналистка".
- Да, - ответил я честно. - Очень красивая. Породистая белая женщина, к тому же блондинка.
Саран закусила нижнюю губу - она всегда так делала, когда начинала напряжённо о чём-то размышлять.
- Придумываешь, как избавиться от неё побыстрее? - усмехнулся я.
Унэтэй ничего не ответила, только опустила глаза.
- Тебе не о чем беспокоиться. Я ведь объяснял тебе, как отношусь к красивым женщинам...
- Но меня же ты любишь, - возразила Саран.
Мне пришлось собрать всю свою волю в кулак, чтобы не рассмеяться. Она мыслит в рамках своих понятий, это нормально. В своей деревне она считалась красавицей, а любовь унэтэй понимает так: я поселил её у себя дома, забочусь о ней, она ни в чём не знает нужды. Для девушки из богом забытого сибирского селения это уже небо в алмазах. Такое только от большой любви бывает. К тому же, сплю с ней. Правда, предохраняюсь - она раньше такого не видела, очень удивилась, что за "мешочек" такой, а потом привыкла. Я объяснил: это чтобы не было детей. Саран сказала, что совсем не против родить мне детей (естественно!), но для меня это, как теперь говорят, зашквар. Хватит мне одного близкого, но нелюбимого человека в доме.
На самом деле, я не очень благородно поступал с Саран, я понимал это. Разумеется, мы обсуждали наши отношения не раз. Я объяснял, что жениться и заводить детей не стану, её не удерживал, предлагал всяческую помощь в случае, если она не хочет возвращаться в родную деревню, но унэтэй и слышать ничего не желала. Сказала, что мы любим друг друга - и этого ей довольно.
Она совсем молода, всего 21. Мы познакомились, когда ей только исполнилось 18. Я приезжал в ту деревню по делу, по просьбе отца. Останавливался в доме родителей Саран. Она сразу проявила ко мне интерес, расспрашивала про жизнь на "большой земле", используя в качестве переводчика своего дядьку с его ломаным русским. Мои рассказы её заворожили, а в ночь перед моим отъездом девушка кинулась мне в ноги и на совсем уж неразборчивом языке (пришлось потратить не меньше получаса, чтобы разобрать несколько запутанных фраз) умоляла забрать с собой. Оказывается, родители собирались выдать её замуж за нелюбимого молодого человека - злого и грубого - даже не по расчёту или от холодности души, а просто потому, что у них не было выбора: свободных парней подходящего возраста и при этом не родственников в деревне было совсем мало. Саран попросила взять её к себе служанкой, уверяла, что много чего умеет по хозяйству, а чего не умеет - быстро научится. Совесть не позволила мне отказать ей. Родители удивились, но возражать не стали - и я увёз девушку в свой тогда ещё строившийся дом.
Она действительно помогала по хозяйству и даже участвовала в ремонте, проявила себя трудолюбивой и ответственной работницей. А потом мы как-то незаметно сблизились... хоть я и привык быть один, всё же мне, конечно, хотелось человеческого тепла и нежности. Саран дарила их мне щедро, никогда не отказывала ни в чём, исполняла любые прихоти. Не то чтобы я очень извращался, но всё же это исключительное послушание подарило мне массу разнообразного удовольствия.