Второй чемодан стоял рядом с моими ногами. Он был куда больше. Там было несколько книг, повседневная одежда, предметы гигиены, учебные принадлежности и многое другое. На самом деле, этот чемодан для меня куда ценнее, чем тот, что в моих руках. Что мне до шелковых тряпок, которых насовали для вида? Я просто боялась, что если отец решит, что пренебрегаю его даром, то взбесится.
Он стоял рядом. Смотрел, как слуги открывают ворота для экипажа. Господин Сфета выглядел недовольным и зло зыркал на меня, словно это по моей вине утро выдалось прохладным. Как только экипаж остановился, отец вымученно выдохнул и радушно оскалился. Первые мгновения маска с приветливым выражением никак не хотела смотреться естественно. Из-за этого лицо вблизи казалось настолько перекошенным, что вызывало ужас.
– Господин Сфета! Рад вас снова видеть! К сожалению, ау́н11 Унъён не смог приехать. Ему нездоровится. Он распорядился, чтобы все вопросы уладил я, его первый помощник, аун Ёоклё́.
Они пожали друг другу руки. Отец распорядился, чтобы им принесли небольшой стол, на котором они поспешно расписались в бумагах. Я не знала, почему отец не позвал гостя в дом.
– Хм-м, а это, я так понимаю, ваша дочь?
Он приветливо протянул мне руку. Я с искренним желанием понравиться такому галантному мужчине крепко её пожала. Он удивлённо усмехнулся.
– Вы должны были вложить свою руку в мою. Я бы накрыл её другой своей рукой. Так знакомятся в Анулейне с благородными девушками.
Его спокойный тон и внимательный мягкий взгляд застали меня врасплох.
– Я запомню, – смущённо заверила его.
– Господин Сфета, – обратился он к отцу. – Мне представлялось, что ваша дочь несколько старше. Что ей хотя бы четырнадцать…
Я оглянулась. Слуги стояли у поместья и качественно изображали грусть. Некоторые женщины старательно прикладывали к глазам платочки, а мужчины смотрели вперёд, словно великие мыслители, погруженные в мрачные раздумья. Среди всей этой своры я так и не нашла того, кого бы хотела видеть. Моя мать так и не вышла. Уж не знаю почему. Мне бы хотелось думать, что это потому, что она не смогла встать с постели в такую рань, а не потому, что была ко мне настолько безразлична. Хотя оба варианта нельзя назвать уважительными.
– Вы пропустили графу, господин Ёоклё!
– Нет, что вы. Я не собирался её заполнять. Ауну Унъён очень нравится имя девушки.
– Вот как, – озадаченно произнёс господин Сфета.
Эта крайняя озадаченность оказалась забавна – была настолько яркой, что даже Ёоклё смутился такой реакции. Я не удержалась и усмехнулась. Отец зло посмотрел на меня.
Мать назвала меня сама и, по мнению отца, сильно оплошала. Он невероятно любил красивые имена со сложным произношением. Например, как у братьев: Ста́йхион, Цифи́тха. Меня он хотел назвать Схисаа́рфис. Слуги шептались, что это из-за того, что так он хотел перебить неблагозвучность фамилии. Но в итоге я осталась Радис, и отец не упускал возможности припомнить это матери.
– Как тебе вообще пришла мысль назвать МОЮ дочь таким именем? Мою дочь! – кричал он в своём кабинете. – За что тебя так обделила судьба, раз ты не умеешь ни думать, ни читать? Ты назвала дочь земельного господина домашней змеёй! Так даже деревенские тупари своих не называют. Или ты сделала это специально?
Я вздохнула, избавляясь от дрожи, которая всегда приходила, как только вспоминала скандалы родителей. И тут же нашла для себя предмет, интерес к которому помог вытеснить из головы неприятные мысли.
– А что это за документ? – спросила я
– Это бумага, согласно которой вы переходите в семью моего господина. Он обязуется дать вам образование и взять в жены, когда вам будет шестнадцать.