– А теперь, я полагаю, следует наладить коммуникацию. Заранее предупреждаю – я не репетитор иностранных языков, а всего лишь лаборант. Так что не суди слишком строго мои скромные познания в педагогике.

Как по календарю, первого декабря дождь сменился снегом. Правда пока он походил скорее на мокрую перхоть и мгновенно таял, едва коснувшись земли. Было около семи часов вечера, и я спешила домой. Хотя прошло больше двух недель, я до сих пор не свыклась с мыслью, что живу не одна.

Пока я была на работе, Морти безвылазно сидел в квартире: спал, слушал музыку, понемногу читал сборник детских сказок, который пару лет назад забыл мой племянник, когда мой брат с семьёй гостил у меня. С гордостью отмечу, что Морти оказался способным учеником: он уже мог составлять простые фразы и произносить их почти без ошибок, а его словарный запас стремительно расширялся.

– Привет, как ты? – окликнула я, заходя в квартиру и вещая промокшее пальто. Ответа не последовало, – Морти?..

Войдя в кухню, я увидела, что он смотрит на улицу, заворожено приникнув лицом к окну.

– Я сделал еду, – сказал он, спохватившись.

– Серьёзно? Я вроде не учила тебя пользоваться плитой.

– Я смотрел, как ты делаешь.

– Тогда спасибо. Горячая пища – это как раз то, чего мне сейчас не хватает.

Он кивнул и снова уставился в окно.

– Никогда раньше не видел снега? – спросила я. Он снова кивнул. Я даже не удивилась – от него всего можно ожидать.

– Красиво?

– Красиво?.. – переспросил Морти. Ах да, это понятие я ему ещё не объясняла. Да и как можно объяснить человеку, знающему меньше ста слов, что такое красота? Это в принципе неоднозначно.

– Ну… Красивое – оно для всех разное. Это то, что тебе нравится… Не знаю.

– Понятно, – коротко ответил он.

Взяв тарелку фасоли с сосисками, приготовленными Морти, я перешла в комнату и включила телевизор. Подросток последовал за мной. Случайно выбрав канал, я попала на передачу про жизнь муравьёв.

– Кто это? – спросил он, имея в виду муравьиных личинок.

– Ли-чин-ки, – как можно отчётливее произнесла я, – детёныши.

– Они их раст… рос…

– Выращивают? Ну да.

– Мы личинки, – неожиданно сказал Морти, – были личинками.

– Ты имел в виду «дети»? Вроде я учила тебя этому слову.

– Нет, – покачал головой Морти, – Личинки. Дети красивые.

Я долго пыталась понять, что он имел в виду. И тут меня осенило: из-за моего корявого объяснения слова «красивый» и «нравится» стали для него синонимичными.

– Ты хочешь сказать, что они кому-то нравятся? В смысле их любят?

– Любят?..

– Очень сильно нравятся. Заботятся. Они кому-то дороги, – пояснила я.

– Да.

Я глубоко задумалась. Наверное, разгадка где-то рядом. Но почему-то сейчас мне в это лезть не хотелось.

– Не хочешь погулять?

– Хочу, – тут же согласился он.

– Тогда придётся одеться потеплее.

Мы вышли из дома и направились в ближайший парк. Нельзя же всё время сидеть в четырёх стенах, особенно когда на улице наконец стало так красиво. Морти очарованно следил за снежинками, метающимися в рыжем свете фонарей.

– Снег – это замерзшая вода, – на всякий случай пояснила я.

– Когда воде очень холодно, – подтвердил он, следя, как снежинки тают у него на ладони, превращаясь в мелкие капли.

– Почему у тебя нет волос? – спросила я, – ты чем-то болеешь?

– Нет, мы все такие. В Доме не тратят материал на волосы.

– Ты говорил про личинок, – вспомнила я, – что их выращивают.

– Да. Выращивают. Как… Овощи и фрукты.

– Ты сказал: «мы личинки». Мы – это кто?

– Я и другие. Из Дома.

– Дома?.. – Удивилась я, – и много вас было?

– Да.

Вот и гадай теперь, что конкретно это значит.

– А зачем личинок выращивали? – осторожно спросила я.