– Тишина… – многозначительно прошептал облысевший. – Словно и нет беспокойства, словно мы укрылись, спрятались от мятежного бытия, и нам нравится вот так сидеть и тихо рассуждать. – Он закрыл глаза, постарался уловить звучание завывающего ветра за двойной рамой и, не услышав оттуда ни звука, заметил: – Райский уголок для тех, у кого нет будущего.

Фэд нервно повернулся в его сторону и недовольно возразил:

– Зато было бурное прошлое. – Он кашлянул пару раз и добавил: – Без прошлого нет будущего, а наше прошлое, поверьте мне, родит бурное будущее.

– Бурное? – усомнился Вил, но, подумав, продолжил:

– Да-с, голубчик. Наверное, вы правы. Законы таковы, что без бурь не обойтись.

– Согласен, – твёрдо заявил Фэд. – Согласен на сто процентов.

Он резко встал, как-то весь подтянулся, словно солдат на карауле, и тихо запел:

– Да-да, – обрадовался облысевший и перебил поющего: – Конечно победим, батенька. Когда-нибудь в будущем, а сейчас…

Он огляделся по сторонам и как будто нашёл в окружающей обстановке поддержку. На лице его изобразилась какая-то решительность, глаза сверкнули, ленивые губы сжались, щёки напряглись, и тихий голос его изрёк:

– Вот именно, – возбуждённо прохрипел Фэд. – Вот именно, – чуть спокойнее повторил он и чётко, без особенных выражений продекламировал:

– Бывшие, – прошептал Вил после некоторой паузы, наступившей в гостиной.

Фэд помотал головой, словно не понял соседа, и громко произнёс:

– Мы не бывшие, мы прошлые.

– Э-э, батенька, – произнёс облысевший. – Что бывшие, что прошлые – итог один. Было и прошло.

– Но разве мы умерли, разве нас нет? – несколько возмущённо спросил Фэд и, меряя резкими шагами гостиную, забормотал: – Мы боролись, мы знали, что надо делать. Мы знали, а теперешние… – Он остановился посредине гостиной, осмотрелся и громко, как будто хотел докричаться до тех всех, которые могли бы сказать про него и облысевшего «вы устарели, у вас всё в прошлом», заговорил:

– Нет, господа хорошие, мы ещё есть, мы ещё кое-что можем! Вы нас списали, в хлам истории зачислили. А мы вот здесь есть, и нам не надо тишины – нам требуются бури. Только в них мы…

Фэд поперхнулся и сильно закашлялся. Кашляя, присел в кресло, платком прикрыл рот и около минуты пытался восстановить дыхание.

– Да-с, голубчик, – тихо произнёс Вил. – Может, что-то ещё можем, но напрягаться уже вредно.

Облысевший сочувственно покивал головой и, закрыв глаза, вспомнил тётку, её натруженные руки, морщинистое лицо, простую одежонку и какую-то странную энергичность. Тётка не могла сидеть без дела, и ему, тогда ещё пацану, казалось, что она какая-то двужильная. Поработав в поле с остальными бабами, она успевала ухаживать за скотиной, смотреть за огородом, быстро и как-то незаметно прибираться в доме, наготовить еды для себя и для гостей, а по вечерам посидеть вместе со всеми, послушать деревенскую «сказительницу» да попеть частушки. А назавтра встать ни свет ни заря, подоить корову, дать корму свинье, курам и снова в поле. «Лето зиму кормит», – так говорили деревенские, так выражался бригадир, прибавляя к поговорке жуткую брань, которую в городе не так часто услышишь.