Приступ закончился столь же скоропалительно, как и начался. Стоило ему только на пределе удушья втянуть в себя воздух, ткнуть пальцем в направлении объекта веселья и раскрыть глаза, полные слёз. Бедолага увидел собственную руку, покрытую сплошным ковром рыжей растительности. Волосы произрастали везде. Даже на пальцах. Сначала сдуру показалось, что и ногти покрыты волосами!

Смех как обрезало. А истерика триггером поменяла полярность. Он тут же выставил перед собой вторую руку, зачем-то сравнивая. Вскочил и принялся осматривать своё, но явно чужое тело, которое всё оказалось волосатым сверху донизу. Схватился за лицо и в очередной раз задохнулся, только на этот раз от отчаяния. Он, как и то создание, в котором признал Джей, являлся чем-то средним между человеком и обезьяной!

Преобразившаяся до неузнаваемости Суккуба отреагировала на его обеспокоенное буйство не так бурно, как Дима. Она, растянувшись в улыбке, явно получала удовольствие от разглядывания мечущегося полуобезьяна, хлопающего себя по телу, словно он в панике тушил горящую на себе шерсть.

Наконец молодой обезьян обнаружил жидкий отросток между ног, габаритами с мизинец. Брезгливо вытянул его двумя пальчиками, держа за кончик, и, выпучив глаза на эту несуразность, замер, как статуя. И вот тут обезьянка с красной чёлкой уже сама впала в ответную истерику. Она так же, как и самец поначалу, повалилась в конвульсиях на бок и мелко задёргалась.

Дима, не приходя в себя, тем не менее осознав, что это всё проделки этой мелкой дряни, моментально распалился. Да так, что глаза налились кровью, и он что было мочи заорал: «Убью!» Вот только получилось из этого ора «у-ю», и всё. Но тогда он даже не обратил внимания на кардинальное изменение собственной фонетики, упростившейся до гласных. Да и на то, что от лексики в голове осталась лишь ненормативная. Дикая, поистине звериная жажда убивать мгновенно затуманила разум и восприятие реальности. То, что тело чужое, стало понятно сразу. Но что и эмоции будут не его, оказалось для попаданца полной неожиданностью.

Джей, как и положено примату, среагировала исключительно на инстинктах. Она звонко, по-обезьяньи взвизгнула и метнулась в траву, скача на четырёх конечностях и при этом задирая голую задницу выше головы. Следом в те же дебри врезался разъярённый рыжий обезьян, изображая пыхтящий паровоз и образовывая просеку. Его состояние было таковым, что попадись на пути деревья, и они бы легли, как травины.

Буквально через полминуты, запыхавшись, он встал. Огляделся. Хотя что толку было оглядываться в этих зарослях выше его роста? Единственное направление, куда можно было смотреть, – это назад, на накатанную из травы дорогу. Дима так увлёкся процессом погони, что, практически сразу потеряв цель, бежал только для того, чтобы бежать, выбрасывая из себя негативные эмоции. Вот только отдышавшись, он осознал, что не только потерялся непонятно где, но и лишился последней связующей ниточки непонятно с чем.

– Ы, – позвал «потеряшка».

Она не отозвалась. Дима пристально вслушивался в окружение, крутя головой в надежде уловить шорох пробирающейся через траву белобрысой сволочи. Но в истеричной трескотне обитателей растительного царства, которых он поднял с насиженных мест своим забегом, услышать что-либо помимо жужжащих насекомых было невозможно.

Он принялся махать руками, разгоняя тучи агрессоров, обнаруживших нарушителя их спокойствия и кинувшихся на его ликвидацию. Они кусали, жалили, щекотали. При этом твари навалились всем скопом, беря числом и облепляя Диму своими тельцами сверху донизу. Бедолаге пришлось пуститься в пляс с притопами, прихлопами и выгибонами.