Кошка, однажды распятая мною на дереве, преследовала меня всю жизнь. Где бы я ни жил, обязательно в подъезде оказывалось это отродье, фыркающее на меня и выгибающее злобно спину. По ночам я слышал душераздирающие крики под окном, а с лестничной площадки в квартиру проникал невыносимый запах кошачьей мочи.

Кошка в магических обрядах – проводник, и лишь она видит, кому и когда не стоит переступать незримую черту. Беспричинная кошачья агрессия – это знак того, что в тебе сидит нечто, от чего лучше избавиться. Но вот что именно сидит и как избавляться – этого просветленные в своих книгах не поясняют…

Было здесь много ящериц и темных молчаливых птиц. По двору и прямо по дому бегали крысы, крупные, пепельные, какие-то неестественно голубые. Они не выглядели отталкивающими, кои обитают на помойках. Напротив, была в них какая-то аккуратность и неспешность. Но милей от этого они мне не становились. Крысы не обращали на меня внимания, не прятались и не уступали дорогу, когда попадались на моем пути. Я видел, как они взбираются по лестнице на чердак. По ночам я слышал топот их лап на потолке.

Ножки кровати я установил в банки с водой, а между спинками кровати натянул полог из старых простыней. По ночам я слышал, как в окно бьет клювом обезумевшая птица…

Я почти ничего не читал. Освещение было слабым, лампочки горели полуживым красноватым накалом, было неприятно, когда они горели, я редко их зажигал…

Подолгу лежал без сна, думал о своей книге, но то, что происходило вокруг, мешало мне сосредоточиться. Я слышал странные звуки. Однажды мне померещилось, что в лощине за огородом я слышу тихое лошадиное ржание. Мне в этом ржании послышалась жалоба и призыв о помощи…

Было очень душно, полог из простыней мешал доступу воздуха, я ощущал присутствие шерсти и какого-то мелкого пуха в кровати, он лез мне в нос и глаза. На чердаке скрипели доски. Под окном слышались чьи-то голоса, неясное бормотание и вздохи, их можно было принять за человеческие и от того по спине бегали мурашки. Мне хотелось встать, пройтись по двору, может быть, спуститься к пруду и посидеть на берегу, но я испытывал непростительную слабость, какой-то детский страх, казалось, меня поджидают ядовитые змеи или взбесившиеся лисы…

Где-то вдалеке слышался собачий лай. Он был нервным, трусливым, ищущим чьей-то защиты. Потом этот лай трансформировался в угрожающий вой – это были уже другие собаки, одичавшие, они выли невыносимо размеренно, то приближаясь, то удаляясь и пропадая в горах…

Я представлял эти бродячие стаи, они, должно быть, питаются падалью, воруют отбросы из мусорных баков и при случае нападают на подгулявшего пьянчугу, возвращающегося к себе поздней порой…

Я проснулся в липком поту. Выполз из-под полога. Утро было пасмурным, застывшим. Верхушки гор оделись в меховые шапки. На веранде в диком беспорядке валялись вещи, оставленные мною с вечера. Блокнот был изодран в мелкие клочья. Буханка хлеба превратилась в лепешку, размазанную по столу. Здесь же валялся мобильный телефон. Я хорошо помнил, что не собирался брать его с собой, думал жить на даче, не поддерживая связь с внешним миром. Видимо, автоматически сунул в рюкзак. Я нажал на кнопку включения – дисплей вспыхнул и тут же погас. Надо было найти зарядное устройство – возможно, его я тоже прихватил, – потом позвонить сестре…

Взял ведро, спустился к колонке, набрал воды. Облился. Вода была холодной – я вздрогнул всем телом, шагнул из образовавшейся подо мной лужи, чуть не наступил на ящерицу, которая сидела без движения, будто уснула. Я взял ее в руку, поднес к своим глазам, мне показалось, она пискнула, хотя ящерицы не пищат, она оторвалась, вывалилась из руки, ее хвост остался в моей руке, он извивался, выделяя какую-то темно-зеленую жидкость, сама ящерица тут же исчезла, будто утонула…