В сенях, в промежутке между внешней и внутренней дверями, стоял, пританцовывая от холода, Степан Янушевич, которого все в классе именовали Стэпом. Был он невысок ростом, белоглаз, узкоплеч, с вытянутой, как тыква, головою и несколько «неряшливыми», мелкими чертами лица.

– Я думал, уже не придёшь, – сказал Стэп закоченевшему товарищу и сходу потащил его за собой.

– Ну, уж! Мороза я испужаюсь что ли? – возразил мальчик.

– Иногда не грех и испугаться. Были бы у меня родители посговорчивее… то меня здесь не было бы! Слышал, что уроки в младших классах отменили?

– Везёт малышне… Что у нас первым по расписанию? – спросил мальчик, когда они, предъявив вторую обувь дежурным с красными повязками на рукавах, прошли в просторное и светлое фойе, заполненное галдящими и суетящимися школярами. В дальнем углу располагался спуск в раздевалку. Исшарканные многими поколениями школяров ступени вели вниз – в подвал. Там было довольно просторно, но низкий потолок, «украшенный» трубами и кабелями, мешал распрямиться взгляду. Декоративная железная решётка отделяла раздевалку с длинными рядами вешалок для верхней одежды и деревянными ячейками для обуви от бомбоубежища с его низенькими скамейками и шкафчиками, в которых хранились противогазы (их вынимали оттуда на уроках НВП). В одной половине подвала было светло и шумно, а в другой – полумрак и мёртвая тишь. Словно их разделяла не решётка, а незримое стекло.

Конец ознакомительного фрагмента.