Директор Михаил Петрович Осокин попросил Фаю сесть и, потирая затылок, завел беседу:

– Зарецкая, ты только не вопи. Не надо, чтобы вся фабрика узнала… Короче! Раечка умерла!

Фаина не поняла, о ком речь, и спросила:

– Какая Раечка?

– Твоя подруга, – ответил начальник, – жена Федора!

– Нет! – закричала Зарецкая. – Нет!

– Тьфу! – рассердился Михаил Петрович. – Просил же не орать!

– Раечка здорова, – перешла на шепот Зарецкая, – у нее даже насморка никогда не бывает!

Директор перестал тереть затылок, вынул из стола листок бумаги и протянул Фае.

– Читай. Нашел в почтовом ящике у себя дома в десять вечера. Пошел с собакой гулять и увидел.

Ткачиха углубилась в текст: «Уважаемый Михаил Петрович! Простите, что так вышло, но я больше жить не хочу. Мой муж Федор завел любовницу. Ей всего шестнадцать лет. Понимаю, парни слабы и не умеют с похотью справляться, но простить не могу. Зовут девчонку Елизавета Ручкина, она учится в ПТУ. Родители у развратницы были пьяницами, жили в пятнадцатом доме, каждый день что-то праздновали, умерли от возлияний. Вы ее взяли в наш цех уборщицей из жалости, а она моему Федору, уж не знаю почему, понравилась. Мне об их свиданиях рассказала баба Лена, дежурная. У Лизки комната на первом этаже, Федор к ней через окно каждый вечер залезал, а потом вылезал. Ну и дозалезался – беременна Лизка! Уже живот виден! Я вчера спряталась в палисаднике и собственными глазами увидела, как муж к этой проститутке ввалился. После такого вообще жить не хочу. Вам скажут, что я случайно выпала со своего этажа, когда окно мыла. Сделаю так, что все поверят. Но знайте: я решила уйти из жизни. Пусть Федор живет с этой девицей. Михаил Петрович, уважаю Вас очень, понимаю, за мое самоубийство Вам влетит крепко, поэтому никаких записок никому не передаю! Только это письмо Вам! Пожалуйста, исполните мою последнюю в жизни просьбу: сделайте так, чтобы Федор никогда, никогда-никогда не приближался к Ванечке. После моей смерти он переберется к своей любовнице, а спать с несовершеннолетней запрещено законом. Но Федор вывернется, не знаю как, но выкрутится. Впрочем, это уже не мое дело. А вот судьба Ванечки очень волнует. Не хочу, чтобы мой мальчик называл мамой девицу, из-за которой я решила проститься с жизнью. Пусть он со временем узнает, что у него была мать, которая любила его, но она ушла, потому что жить с предателем не сумела. Попросите Фаину и Колю усыновить Ванечку. Мальчик должен носить фамилию Зарецкий! Нельзя ему быть Павловым! Никогда! Это моя последняя просьба! Не откажите в ней! Спасибо за все! Прощайте! Раиса».

Дрожащей рукой Фая вернула листок директору и чуть слышно произнесла:

– Может, она передумала, опомнилась? Надо кого-нибудь к ней домой послать!

– Нет, – возразил глава комбината. – Меня разбудил в пять утра звонок, сообщили, что найдено тело ткачихи. Она решила помыть окно и упала. Сама виновата – стояла босыми ногами на мокром подоконнике, вот и поскользнулась. А потом нашел в почтовом ящике письмо. Жена в санатории, дочь у мужа живет, у них своя квартира. Никто, кроме меня, не мог послание увидеть.

– А где Федор? – изумилась Фаина. – Он знает, что с женой случилось?

Михаил Петрович опять начал терзать свой затылок.

– Потом расскажу. Ты возьмешь Ваню? Если не можешь, то надо мальчика…

– Не надо! – перебила директора ткачиха. – Будет моим сыном. Пожалуйста, помогите побыстрее все формальности с ребенком пройти – вы депутат, большие связи имеете.

Прошло время, но о самоубийстве Раи никто не узнал. Правду скрыть удалось. По комбинату разнеслась весть, что Федору предложили работу в ГДР, а от такого предложения не отказываются. Вот только ребенка брать с собой нельзя. Ваню взяли Зарецкие. Вскоре Фаина уволилась. Куда она ушла, никто не знал. Что с Елизаветой? Любовница испарилась, словно ее и не было. Директор через некоторое время сообщил, что Федор умер от инфаркта.