Хотелось пить. Квазимодо с ненавистью посмотрел на миску. Нет уж, лучше от жажды сдохнуть. Парень еще разок приложился лбом к прохладному камню – на этот раз осторожно, чтобы уменьшить наливающуюся от удара гулю. Вот до чего докатился – сам себе чуть черепушку не раздолбал.

В соседних стойлах шуршали и постанывали товарищи по заключению. Зверинец потихоньку успокаивался.

Квазимодо пытался думать.

Плохо дело. Подошла к концу твоя путаная воровская дорожка. Беднягу Ныра изведут на какие-то колдовские опыты, а тебя, Полумордый…

Квазимодо содрогнулся. В горячечном возбуждении он почти ничего не понял из благородного разговора, но инстинкт подсказывал, что дела обстоят не просто плохо, а совсем ни в какие ворота не лезут. Простой виселицей жизнь не кончится. Развлекутся милостивые господа на радость. Ух, и сука-баба, до сих пор холод в позвоночнике сидит. Там холод, чуть пониже печка настоящая. До чего ж красивая. Не печка, понятно, а эта леди Атра, чтоб ее аванк затрахал. Что на ней за платье было? В Глоре небось даже в «Померанцевом лотосе» красотки постесняются на себя такое натянуть.

Квазимодо пытался думать, на какую сумму в скупке Глора такой наряд в комплекте с побрякушками оценят, но мысли упрямо возвращались к сокровищам, символически прикрытым синим платьем. Разве ж это вырез? Пропасть, в которую с головой ухнешь. А грудь? Сосочки проглядывают ярче камней драгоценных.

Вор подскочил на ноги. Зелье проклятое. Следующий раз не головой нужно о стену долбануться, а совсем другим местом. Правда, шкандыбать враскоряку, как краб, потом будешь, зато все мысли о деле.

В горле совсем пересохло. Квазимодо прислушался и рискнул выбраться из клетки. Горшок с остатками воды был припрятан под старыми метлами в углу подвала. Вор жадно глотал пахнущую плесенью воду. Из крайней клетки посверкивали чьи-то глаза. Не спят узники – понятно, какой покой после таких гостей?

Квазимодо заглянул в горшок. Надо бы здоровой воды Ныру отнести. Нет, здесь и одному мало. Ныряльщику на матраце отлеживаться, а тебе придется бегать как псу последнему. Квазимодо не собирался провести за решеткой остаток жизни. Может, ее и осталось-то с поросячий хрен. Интересно, а с кабаном леди пробовала? Глазищи-то невинные, талия – обхватить двух ладоней много будет. Гнется, наверное, легко.

Опять мысли не туда съехали. Квазимодо допил воду, выплюнул попавшую в рот гадость и пошел проведать товарища.

Ныряльщик лежал на матраце, свернувшись во что-то очень маленькое, размером с речную крысу, и дрожал. Квазимодо пришлось вопить шепотом, чтобы привлечь внимание друга. Фуа с трудом подобрался к решетке. Глаза его лихорадочно блестели.

– Ты видел?! Она приходила! Какая она! Как волны. Она… Ты видел? Она смотрела на меня. Как звезды ночью. Над волнами. Блестит. Как лунная акула. Она еще придет? Она смотрела на меня, и я…

– Понравилась? – мрачно поинтересовался Квазимодо.

– Она как… – Фуа захлебнулся, потому что вор дотянулся до него через решетку и врезал по лицу.

Ныряльщик опрокинулся на спину, сел и ошеломленно потрогал себя за челюсть.

– Сдурел, Ква?

– Точно. Мне она тоже понравилась. – Вор сплюнул. – Особенно сиськи. И платье. И побрякушки. Я бы ее поставил на четыре кости и вдул бы как из эвфитона…

– Квазимодо, как ты можешь?! – ужаснулся фуа. – Она госпожа, она прекрасна…

– Видали мы ледей и получше.

– Прекрасней ланон-ши никого не бывает, – прошептал ныряльщик. Глаза его снова нездорово засияли.

– Сейчас опять врежу, – предупредил Квазимодо. – А потом кастрирую. Смачная девка эта леди Атра. Только я, и вправду видывал настоящих леди. Не в сиськах счастье, дурак ты перепончатый. Да и не ланон-ши здешняя госпожа.