Не было такого постановления! Но разве все телезрители об этом знают? Они теперь будут знать, что было…

Какие же выводы? Лилианна Лунгина такая, как была. Рассказала то, что считала нужным рассказать. И, что касается ее личной жизни, это знала только она лично.

Но ведь ее повествование представлено как рассказ об эпохе! О советской, разумеется. Так если в этом рассказе постоянно допускается фальсификат – из-за незнания, субъективности взгляда либо по сознательной подтасовке, зачем же миллионам зрителей выдавать этот фальсификат за истину? Риторический вопрос, конечно. По-моему, ясно – зачем.

Речь не об одном «Подстрочнике». Он стал своего рода явлением благодаря необычной масштабности. А вообще-то всевозможных воспоминаний на телевидении немало. И абсолютное большинство – с таким же, то есть антисоветским, содержанием.

А есть же выдающиеся люди советского времени (к счастью, еще не все ушли, но уходят, уходят…) – замечательные ученые и конструкторы, военные и хозяйственные деятели, художники и писатели, которые видят то время совсем иначе! Но вот мы-то их не видим и не слышим. Не видят и не слышат молодые, у которых складывается совершенно превратное представление о той, в полном смысле слова, великой, пусть в чем-то и трагической, эпохе.

О ней, как хлеб, нужна правда. А не фальсификат.

Начну с письма в «Правду» от Виктора Яковлевича Иовлева из станицы Ленинградской Краснодарского края. Что заставило его, участника Великой Отечественной войны, защитника Москвы в 1941-м и участника парада в Москве в честь 55-летия Победы (так сам он о себе написал), обратиться к газете, которую выписывает, читает и которой безусловно доверяет? Заставила большая обида.

Я допускаю, что кому-то случай, происшедший с ветераном, может показаться и не столь уж важным. Мол, такое ли происходит сегодня вокруг, чтобы придавать значение этому факту, обижаться да еще выносить свою обиду в газету. Но тем более считаю необходимым донести состояние человека до всех, кто в нынешней атмосфере торжествующего тотального бездушия еще способен его обиду прочувствовать и понять.

А случилось с Виктором Яковлевичем следующее. Оказавшись в Москве на Ленинградском вокзале и умаявшись в ожидании поезда, он зашел в зал, где, как пишет, «были и буфет, и мягкие стулья, чтобы отдохнуть». Уточняет, что вдвоем зашли – «с полковником, оба защитники Москвы». И вот тут же подскочила к ним девушка, сделала категорически заграждающий жест и бесцеремонно грубо (выражение Виктора Яковлевича) заявила:

– Здесь вам нельзя. Это бизнес-зал.

Дальше приведу цитату из письма дословно, дабы непосредственнее дошла до каждого острота ветеранской реакции: «Я сказал: «Значит, это для воров и спекулянтов, а нам нельзя? Как в Америке известных времен: «Вход неграм и собакам воспрещается». Больше распространяться не стал. О чем говорить, когда все ясно. И скандалить мы не стали, понимая, что бесполезно. Однако успели заметить: там сидели несколько этих так называемых бизнесменов и жрали, пили, громко гоготали. А мы повернулись и ушли».

Ветеран погорячился?

Ну да, кто-нибудь опять-таки скажет: старики возмутились, но ведь в самом деле не положено каждому в специальный зал заходить. Дескать, если бизнес-зал, то для бизнесменов. И чего это всех их обзывать ворами и спекулянтами? Разве сплошь бизнесмены таковы и нет среди них честных людей?

Проще всего ответить, что погорячился ветеран. А попробуем-ка уразуметь истоки этой его горячности, в которой явственно послышалось мне разбуженное классовое чувство. Оно и дальше звучит в письме, которое буду цитировать, не убирая и не смягчая резкости автора, местами крайней: