– Откуда вы знаете, что это мужчина? – быстро спросил сотрудник.

Я вытащила из рукава почти забытый в суматохе козырь:

– Да потому что он мне по телефону рассказал про «страшного дядьку», который «прячется за кустами».

– Что ж вы раньше молчали? – напустился на меня сотрудник. – Морочили голову своим Алексеем.

– Я забыла, – отбивалась я, – со всеми этими волнениями просто забыла. А сейчас вспомнила про Сережу и вспомнила его вчерашние слова. Хотя…

Я сделала паузу, сотрудник немедленно переспросил:

– Что «хотя»?

– Мальчик, как бы это помягче выразиться, немного странный. Ксения ему мороженое не купила, про дядьку вполне мог нафантазировать. С детьми такое бывает.

Он согласился, что такое бывает, но все равно нужно как можно быстрее разыскать Сережу и расспросить его, что произошло сегодня утром. Я предложила ему начать поиски немедленно, а не тратить время на разговоры со мной. Сотрудник насупился, но все же признал мою правоту, вытащил мобильный телефон и набрал номер. Судя по разговору, звонил он тем же самым людям, которых не позднее, чем полчаса назад, подпрягал на розыски Алексея. Даже с моего места было слышно, что люди недовольны такой частой сменой заданий. Однако упоминание о возможном свидетеле нападения настроило его коллег на рабочий лад. Им потребовалось не более четверти часа, чтобы выяснить, в какой из окрестных садиков ходит мальчик Сережа Федосеев (двоюродный племянник Ксении носил, оказывается, ее фамилию). Сотрудник (в самом начале нашей беседы он представился, звали его совсем по Лермонтову, Максимом Максимовичем) протянул мне вырванный из блокнота листок бумаги.

– Вот адрес садика. Мальчик там, ждет, когда его заберут. За ним уже поехали.

– Подождите, – перебила его я, – напугаете ведь ребенка. Давайте лучше я поеду, меня он, по крайней мере, уже видел.

Максим Максимыч на секунду задумался, потом согласно кивнул и опять схватился за мобильник.

– Стойте, стойте… Что? Уже подъехали? Нет, пока заходить не нужно. Пусть кто-нибудь пойдет к директору или к воспитательнице. Мальчика пока не трогайте, сейчас за ним знакомая приедет. Что? Да, ждать, пока она не приедет. Директора или воспитательницу поставить в известность, но мальчика, мальчика ни в коем случае не пугать.

Он повернулся ко мне:

– А вы что сидите? Машина вас уже ждет. Поезжайте, заберите этого горемычного Сережу.

– Вы… – начала я. – Вы его допрашивать будете?

– Не имеем права допрашивать несовершеннолетних в отсутствие родителей или опекунов.

– Но… Как же, – растерялась я, – а вдруг он что-нибудь видел?

– Вот вы с ним и поговорите, если что узнаете, – нам расскажете.

– Вы хотите сказать, что если мальчик что-то вспомнит, вы будете отрабатывать эту версию? – заинтересовалась я.

Максим Максимыч сделал неопределенный жест рукой.

– Поезжайте уж, – он захлопнул блокнот, – если будет нужно, мы вас пригласим на беседу.

Он встал и направился к лестнице.

– Эй, подождите, – засуетилась я, – а куда мне Сережу везти?

Максим Максимыч пожал плечами:

– Лучше всего, конечно, чтобы вы переехали на время в квартиру Федосеевой. Ну, если вам совсем неудобно, можете ехать домой.

– А Сережа?

– Его мы временно пристроим в больницу, пока не сообщат родственникам в Ростове.

Я твердо заявила:

– В больницу не надо. Лучше я в квартире Ксении поживу.

Детский садик, куда ходил Сережа, располагался почти на опушке парка, в некотором отдалении от жилых домов. Тот, кто спроектировал это здание, очевидно, был свято уверен, что детей по утрам развозят только и исключительно на машинах. Пешие переходы явно не брались в расчет. Теперь жителям близлежащего жилого массива для того, чтобы отвести детей в садик, нужно было перейти оживленную улицу.