– Почему же его не убьют? – надменно осведомился Гумилев.

– Да что вы! – замахала руками Сольская. – Это никак не возможно. У местных племен с леопардами связан целый культ. Абиссинцы почитают леопарда как тотемное животное. Мы просили с ним что-нибудь сделать, но садовник даже слушать не стал. Заявил, что у этого животного девять жизней, его невозможно убить. Нет, убить его, конечно, можно, – тут же поправилась Вера Васильевна, – и даже тот, кто этого зверя убьет, заберет себе девять его жизней, но это не принесет смельчаку счастья. Дух леопарда не даст ему покоя.

– И мертвые позавидуют живым, – усмехнулся Гумилев, не двигаясь с места и продолжая вглядываться в темнеющую у сарая зелень.

– Вы зря смеетесь, – насупилась хозяйка. – Во время разговора о леопарде наш садовник, похоже, был сильно напуган.

Рассказывая, Вера Васильевна торопливо встала из-за стола и, устремившись к дверям, ведущим в комнату, потянула за собой Зиночку.

– Скорее в дом! Николай Степанович, Семен Аркадьевич, Коля! Что же вы сидите? Поднимайтесь скорее и пойдемте! Леопард сейчас будет здесь!

Вилькин присмотрелся и тоже увидел, как в кустах и в самом деле мелькнула черная шкура. Он уже хотел уйти в дом следом за дамами, но неожиданно Зиночка вырвала руку у Сольской и сбежала с вернады.

– Миленький мой, хорошенький, – высоким голосом звала она, протягивая подрагивающие ладони к кустам. – Леопардик, иди сюда! Ну, пожалуйста, иди! Не бойся!

Кусты качнулись, и Вилькин вдруг увидел угольно-черного зверя размером с дога, изготовившегося к прыжку. Будто подсвеченные изнутри, глаза его горели желтым огнем, неотрывно следя за приближающейся девичьей фигуркой. Тело зверя напряглось, точно сжатая до предела пружина. Еще секунда, и леопард бы кинулся на свою добычу. Застыв от напряжения, Семен с любопытством следил за развитием событий, точно он был патрицием и с трибуны Колизея наблюдал за ярким, искрометным шоу – пожиранием девы хищным зверем.

Вилькин помнил, что в боковом отсеке сумки покоится отличный короткоствольный «герстал», купленный по случаю у французского капрала, но вынимать оружие не торопился. Ему вдруг до боли в висках захотелось увидеть, как зверь рвет нежную девичью плоть. И потому Семен очень рассердился, когда поэт Гумилев угловато поднялся с кресла, неторопливо достал из кармана полотняных брюк пистолет и, тщательно прицелившись, выстрелил в затаившееся в зарослях животное.

Раздался полный боли рык и треск ломаемых веток, Гумилев выстрелил второй раз, и все стихло. И тут же из сарая выбежал перепуганный садовник, увидел убитого леопарда и с горестными криками повернул обратно. Буквально через минуту пережидавшая в сарае обслуга под предводительством садовника выбежала из своего укрытия и кинулась к воротам, но Вилькин не обратил внимания на торопливое бегство аборигенов с территории посольства. Разочарование было так велико, что некоторое время он тупо смотрел перед собой и молчал.

Кто его просил, этого тщедушного поэта Николая Гумилева, лезть поперек батьки со своим револьвером? Повелитель мира! Взял и выстрелил! Испортил такое зрелище! Чтобы скрыть охватившее его бешенство, Вилькин отшвырнул с дороги плетеное кресло, прыжками спустился с веранды и устремился в заросли.

Подломив под себя крупные лапы, леопард черной тушей лежал на измятых эвкалиптовых стеблях. Обе пули вошли точно в правый глаз, сразу лишив зверя жизни и не попортив шкуру. За спиной послышалось громкое сопение, Вилькин обернулся и увидел племянника поэта.

– Хочу помочь перенести леопарда в дом, – застенчиво проговорил юноша, отводя глаза от хмурого лица Вилькина.