Почему она разговаривает с ним? Почему так легко даёт свой телефон?

Мне становится горько и больно. Ей плохо со мной? От отчаяния?

Вдруг меня осеняет (и я знаю, что прав): она всё ещё держит меня как запасной вариант (не вполне отдавая себе в этом отчёт). Развелась с мужем ради меня, заразила меня своей уверенностью – и тут такая картина. Я словно заглянул в щёлку и разглядел то, чего сама Алиса о себе ещё не знает.

Я в шоке. Мне становится по-настоящему интересно.

Я проснулся с уверенностью, что во мне пробудились способности экстрасенса. Мне удалось не мешать себе в напряжённом деле раскрепощения. Причём эта уверенность настигла меня ещё во сне, перед самым пробуждением. И не в виде внятного информационного послания – получил конверт с голубиной почтой, вскрыл, прочитал, усвоил, – а в форме неизвестно как обретённого ощущения. Поэтому когда я открыл глаза, я уже ни в чём не сомневался.

Сны не обманывали: это было аксиомой, сомневаться в которой было глупой тратой времени и сил.

Кстати: сны не только начинались темнотой, но и заканчивались ею.

Темнота.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.

А где же в это время была моя гордость?

При мне. Как и моя слабость…

Вот со слабости все и началось. Я приревновал Алису к её бывшему мужу.

Это было настолько глупо, настолько не в моём характере, что я до сих пор с трудом верю в реальность произошедшего.

Однажды я пришел домой, то есть в покой 117 Отеля «Плутон», раньше обычного. Алисы почему-то не было дома. Это не то чтобы взволновало меня; мне даже в голову не пришло увидеть в этом хоть что-либо настораживающее. Вернулся раньше Алисы: что в этом удивительного?

На следующий день картина повторилась: я возвращаюсь – Алисы нет.

– Где ты была? И вчера, и сегодня… – спросил я со смехом.

– А, заметил моё отсутствие… – улыбнулась Алиса.

– Так где же ты пропадала?

– Можно, это будет моей маленькой тайной? Ничего серьёзного, но мне бы не хотелось об этом говорить. Тем более, что это касается не только меня.

– Ладно, – сказал я. – Черешни хочешь?

Я был в Минске и привёз целое ведро спелой крымской черешни.

– Хочу. От неё полнеют, в ней много глюкозы, но я всё равно хочу.

– А почему бы тебе не располнеть? – невинно поинтересовался я.

– Перестань, – пресекла Алиса мои как бы шутливые поползновения. У нас не было детей, хотя, казалось, были все возможности их иметь. К нашим услугам была солидная медицинская поддержка. Алиса делала сложные обследования, но мне пока ничего об этом не говорила. «Пока не время». Я знал, что она очень переживает по этому поводу. Сам я тоже хотел иметь детей с Алисой.

Я поставил перед ней миску мытых ягод – крепких, словно отполированных, ядрышек.

– Веня попросил тебя зайти к нему.

– Барон? – удивился я. – Когда?

Обычно с такой просьбой звонил мне либо он сам, ибо его секретарша, молоденькая японка Ёсико, которой были знакомы, казалось, только эмоции робота, «озабоченного» исключительно работой. Она включала и выключала улыбку, никогда не повышала тона, носила строгие деловые костюмы и следила за секундами. Общение с ней не предполагало ничего личного. Боюсь, даже сам Маркиз и не пытался разглядеть в ней женщину.

– Завтра утром. К девяти.

– Завтра?

Здесь я удивился ещё больше. Барон не выносил моего общества в больших дозах. Мы встречались не чаще трёх раз в месяц.

– А где ты его видела?

– Была у него в апартаментах, – коротко ответила Алиса.

– У Венеры?

Алиса сделала знак рукой (ладонь резко отталкивает от себя воздух и ставит невидимый заслон): больше не хочу об этом говорить. Отношения двух сестёр – это как раз та область, в которой и я хотел знать далеко не всё.