– Вашь – Язон, нашь – залатой руно, да?

– Ясу! – опять радуюсь я и жму им обоим руки.

– Куда девал залатой руно, а? Это типер валута, да? А ты забрал, ничего не дал!

После этого происходит знакомство. Грузин звали Теймураз и Отар. Они очень быстро уяснили себе тот важный факт, что я – брат Марианны, а Елена – не моя девушка. То есть обе гречанки были свободны. Это очень обрадовало грузин, и они, позвав официанта, заставили стол снедью и напитками.

Далее все шло как по маслу. Играл оркестр, грузины танцевали с очаровательными гречанками, деликатно расставляя сети и заманивая в них «невинных пташек», хотя на самом деле сами уже были в сетях с того самого момента, как переступили порог этого ресторана. Гречанки принадлежали к мастерицам своего дела и «снимались» очень медленно, уступая с каждым танцем лишь незначительную часть территории.

А в это время я сидел за столом, позабыт, позаброшен, исследуя все вокруг опытным глазом сутенера. Ведь если посмотреть на ресторанный зал глазами рядового посетителя, то можно увидеть лишь людей, занятых разговорами, едой, напитками и танцами. Граждане после трудового дня решили немного отдохнуть. Ничего занимательного. Но это только на первый взгляд. Попробуйте присмотреться внимательней, задерживая взгляд на каждом из столиков немного дольше… Нет-нет, не так – еще внимательней… Видите? Перед вами не просто зал. Перед вами тяжко трудится могучий цех! И пусть не слышно ни ударов молота, ни скрежета металла – работа кипит и приносит прибыль.

Вот за соседним столом сидят четыре фарцовщика и играют в «чмен». В пальцах они держат веером красные десятки, которые переходят из рук в руки. Игра простая – нужно отгадать сумму серийных цифр на банкноте. Они не спешат, размышляют, анализируют. Это напоминает игру в карты, но играть в карты в ресторане запрещается, вот и играют в «чмен».

За другим столом – поляки, как всегда шумные, с морем алкоголя на столе. Такое впечатление, что поляки только во Львове отрываются «на цалего»[18], тут они прогоняют через себя декалитры водки. Выгодно распродав товар, квасят теперь, аж гай шумит. Над ними, облокотившись на стол, склонился «съемник» – фарцовщик, который снимает клиентов. Видно, не весь еще товар продали «франеки», как прозвали их львовские фарцовщики. Вот полька вытаскивает из-под стола спортивную сумку, раскрывает, «съемник» озирается по сторонам, не появилась ли в ресторане милиция, только после этого заглядывает в сумку, щупает рукой, кивает и выпрямляется. Полька берет с собой другого поляка, и, подхватив сумку, они шагают за «съемником».

Между столиками с деловым видом снует какой-то курдупель[19]. Роста малого, но накачанный сверх меры – непропорционально широкие плечи и грудь колесом. Он не танцует, но это не значит, что ритмы музыки проплывают мимо его ушей – он реагирует на них каждым своим движением. Он всех знает, со всеми здоровается, даже с приезжими поляками.

– Честь[20], Франь!

– Serwus, Zbychu! Sie masz? Dzisiaj twój dzień, nie?

– Gdzie tam mój! Sluchaj, te wasze menty! Juz tutaj mam ich! – Збышек чиркает ладонью под горлом. – Dzisiaj jedno auto zawrócili do Polski! Nawet towar nie zdołałem przepakować. Mamy srany dzień. Ale siadaj do nas.

– Nie, dzięki, jestem w pracy.

– Ano, tak! – гогочет Збышко. – Musisz pracować, ja twoją pracę znam. Jak skończysz – przyjdź do nas. Mamy takźe ślicznych panienek. Popatrz na Dorotę[21]. Дорота, Дорота, візьми до рота![22] – запел поляк по-украински.

– Stul pysеk, draniu! – тявкнула пьяная Дорота.

– A widzisz, jaka piękna?[23]

Франь-курдупель дефилирует дальше, ловко обходя кресла, вытянутые ноги, танцующие пары. Он то исчезает из поля зрения, то неожиданно появляется, подходит к одному столу, к другому, наклоняется, перешептывается, осматривается. Вот переговаривается с двумя проститутками, внимательно пробегает взглядом по залу и останавливает свой взгляд на нас. Взгляд этот не предвещает ничего радостного, взгляд изучает каждого. Когда он останавливается на мне, я небрежно зеваю и тянусь за шампанским. Я расслаблен и спокоен, как никогда. От выпитого душа рвется на просторы, хочется прижаться к чему-нибудь теплому и упругому.