– Дружок, Дружок, иди сюда! – отбежав от собаки, звала, причмокивая губами, девочка. – Или как тебя? Может, Шарик? Шарик, Шарик, ко мне! Жучка… Нет… Ох ты бака[8]!

– Барбос, – подсказала бабушка.

– Барбаросса, – засмеялась Варька. – Нет, это, наверное, Наруто[9]. Да? Ты Наруто? Или… Отаку[10]… Отаку, Отаку…

– В атаку? – не расслышала бабушка, и Варька залилась неудержимым смехом, упала на диван и засучила ногами, никак не могла остановиться.

Пес не лаял, наблюдая за хохочущей девочкой, потом вскочил на диван и развалился рядом, украсившись солнечными заплатками на сердце и между ушами, но Антонина Петровна не дремала – согнала его колючей дворовой метелкой: бамбуковая палка вставлена в середину растрепанного букета иглицы и крепко-накрепко – вместе с колхидским букетом – перевязана бечевкой, выдернутой из полипропиленового мешка, в котором продавался сахар.

Кошка Вереда с появлением собаки в ее владениях вскарабкалась по виноградной лозе со слоившейся струпьями корой на изогнутую ветку смоквы и пристально наблюдала сверху, решившись ни за что не покидать свой пост. Варька, заметив кошку, принялась звать ее: «Вереда, Вереда, ну спускайся, вредина, поздороваемся…» Кошка только презрительно шипела в ответ и не повелась даже на ливерную колбасу, которой искушала ее девочка и которую Вереда любила пуще отца-матери.

Варька бросилась в дом, все перерыв, отыскала свой старый пупырчатый оранжевый мяч и принялась швырять в сторону армированной калитки: «Апорт!» – ожидая, что воспитанный пес («Ведь ты воспитанный пес?» – спрашивала девочка) принесет ей мячик в зубах.

Но собака провожала полет мяча взглядом, а бежать за ним и не думала – бегала за мячом Варька. Команды «к ноге!», «сидеть!», «лежать!» «голос!» пес, несмотря на замысловатый ошейник, говоривший о неглупом прежнем хозяине, тоже не исполнял. Но Варя не отчаивалась: она решила, что сама займется образованием пса и, уж конечно, уговорит отца, бабушку и Сашку ни в коем случае не писать объявлений вроде: «Найден пес неизвестной породы в таком-то и таком-то ошейнике». (Касательно пород Варька была дока – когда ждешь, что тебе вот-вот подарят собаку, то про породы знаешь все, ну, или почти все.) Антонина Петровна, услыхав, что внучка будет теперь приезжать часто, чтобы воспитывать пса, уже призадумалась.

– А где наша собака будет жить? – интересовалась коварная Варька.

– Ну, если хозяин не найдется, так в будке будет жить.

– А будки-то и нет! Сашка придет – я попрошу сколотить конуру. Я там доски видела под крольчатником.

Девочка побежала к пустому крольчатнику (бригада кроликов, обитавшая здесь, однажды в одночасье подохла от неизвестного вируса) и, поднатужившись, вытащила из-под разного древесного хлама две длинные доски (распугав при этом кур в загородке). И пилу приготовила, и рубанок, и молоток, и гвозди, и кусок рубероида для крыши. Оставалось только дождаться Сашку – летом он приезжал с работы рано, гораздо раньше отца.

Варька успела перекусить дома, но бабушка, не слушая возражений, принялась собирать на стол – тут же, во дворе. С виноградной троеперстой листвы перескакивали на голые руки людей больно кусавшиеся мошки с белыми хвостами веером – насекомые, похожие на дикобразов. Один такой мушиный дикобраз прыгнул на нос собаке, скосившей изумленные глаза на виноградного жителя, а тот, прогулявшись до настороженного левого уха, кажется, в ухе и пропал…

По дороге с танковым гулом и грохотом, едва вмещаясь в дорожный проем между ограждениями, проехала машина-бетономешалка; сквозь сетчатый забор и в прорези ворот полетели клубы цементной пыли.