Хочется рассказать о том, как перед поездкой на свадьбу, за три-четыре дня, у нас образовались натянутые отношения, но поездка потом развеяла все тучи.

У американцев есть традиция, что перед свадьбой жених приглашает своих друзей на так называемый мальчишник. Только мужчин, без никаких жен. Меня, Отелло, эта перспектива совсем не обрадовала, особенно когда муж объявил, что они идут в стриптиз-бар. Мне попадались раньше на глаза рекламные брошюрки таких баров, на которых сфотографированы в ряд почти голые молодые девицы, одна краше другой. Я стала ныть и канючить, чтобы он меня с собой взял. Я клялась, что буду сидеть в темном уголке, как мышка, и виду не подам, что кого-то знаю. Он сказал, как отрезал, что нет, это не принято. Я чуть не в слезы, Отелло во мне сильно активизировался: «Ах так? А оставлять бедную русскую жену одну на полночи, это принято?» Появилась неприятная тень в наших до того безоблачных отношениях. Вопрос оставался открытым. Я ходила тучей три дня, ждала, пойдет ли он в назначенный день с друзьями или внемлет моим мольбам и пропустит вечеринку. Он молчал. Ему было очень неловко отказывать друзьям, вопреки традиции. На свадьбу уже были куплены билеты на самолет и все заказано. Честно говоря, мне его было жалко. Но себя еще больше. Безразмерное воображение Отелло рисовало мне всякие порочные картины с участием моего мужа. К его чести будет сказано, что он пренебрег многолетней традицией и не пошел с друзьями. В назначенный день они ему звонили и, наверно, подкалывали. Но он, великомученик, сообщив им, что он тоже по ним очень скучает, пожелал им хорошо провести вечер и остался дома у ТВ. Естественно, настроение у него было препаршивенькое. Я и не помню за ним такого настроения за все полтора года нашей совместной жизни. Я пыталась лебезить перед ним, всячески угождая, чтобы он забыл, как веселятся друзья. Но мои жалкие попытки ни к чему не привели. Я стойко перенесла этот разлад, говоря себе, что благодаря Отелло и муж при мне, и деньги целы. Я уж знаю, как он раздает чаевые направо и налево, и можно себе представить, сколько бы он там оставил девушкам на обслуге. К тому же мне мой знакомый учитель из прошлогодней школы рассказывал о посещении такого бара. К нему приезжал его русский друг из Чикаго, который развелся тут с женой и испытывает напряженку с подружками. По его просьбе, учитель возил его пару раз в такие места. Чикажец был в восторге. Представить себе собственного мужа с почти голой красоткой на коленях, чья задача выманить побольше денег из посетителя, было выше моих сил. Вот из-за этого-то и разгорелся весь сыр-бор. Но все, как в доброй сказке, закончилось хорошо. Мы съездили на свадьбу, развеялись, и все обиды забылись.

А сейчас я готовлюсь поехать пересдать во второй раз экзамен по конституции США. Экзамен очень трудный. Я показывала вопросы того варианта, что не сдала, друзьям и родственникам. Они, американцы, не знают и половины правильных ответов. Мне этот экзамен нужен для получения прав на преподавание в Калифорнии.

На дворе декабрь. Ночью тринадцать градусов тепла, днем до тридцати. Дожди здесь редкое явление. По крайней мере, за полтора года я их тут наблюдала очень редко.

Вот мы уже и в новом году живем, и бессонница по пятам перешла за мной прямехонько в новый год. Ведь это ж надо проснуться в три часа ночи и задуматься о том, кто же был «отцом», создателем советской большой секции-стенки, от пола до потолка, которая выполняла функции многочисленных предметов мебели: бара, витрины для посуды, рабочего стола, комода, шкафа для одежды и белья, книжной полки, и т. д. Ведь, оказывается, все эти рабочие столы, шкафы и книжные полки не только должны быть отдельными предметами, но еще и стоять в разных комнатах, называемых столовая, офис, спальня, гостиная. Я, конечно, знала все эти слова и давала их английские эквиваленты своим русским студентам (чем кстати ставила их в тупик, когда просила рассказывать, какие у них гостиные и спальни), но как теперь понимаю, никогда не подозревала об их истинных значениях. Ну, подумаешь, думала я, что это все в одной комнате – велика важность! Но сейчас я осознала все истинное величие создателя секции-стенки и считаю, что совершенно несправедливо его имя осталось неизвестно широким массам. Если уж не Нобелевской премии, то уж, по крайней мере, известности он заслужил. Я могу вас уверить, что это – непризнанный гений. Вот почему.