— Потому что Макар промыл ей мозги! — зло рявкаю.

Андрей устало выдыхает, мол, ну и дурдом. Откидывается на спинку кресла и скрещивает руки на груди. Внимательно на меня смотрит.

— Думаешь, что я получила по заслугам? — горько хмыкаю.

Пожимает плечами.

— Думаю, что ты крупно влипла.

— Поэтому я пришла к тебе. Ты лучший адвокат по семейным делам.

— Но я не волшебник.

— Я верю, что ты сможешь выиграть дело.

— Хорошо подумай, какие у тебя есть козыри против мужа, потому что сейчас ты в полной заднице, Алиса. Начиная от того, что ты безработная и не имеешь регулярного дохода, и заканчивая тем, что твоя дочь не хочет с тобой общаться. Я уже молчу о том, что твоя дочь тяжело больна, а ты не можешь финансировать ее лечение, твои жилищные условия гораздо хуже, чем у мужа, и огромное количество свидетелей — школьные учителя, репетиторы, домашняя прислуга — говорят о том, что ты херовая мать. А, ну и ещё ты страдаешь алкогольной зависимостью, — на этой фразе Андрей усмехается. — Знаешь, вот никогда бы не подумал, что ты стала алкоголичкой.

Тираду Чернышова выдерживаю с гордо поднятой головой, хотя чувствую себя так, будто он ведром помоев меня облил.

— Ты бы никогда не подумал, что я стала алкоголичкой, потому что я ею не стала. Это гнусное враньё Макара. Школа на его стороне, потому что Макар делает щедрые благотворительные отчисления, в том числе директору в карман. Репетиторы и прислуга тоже материально зависят от Макара. Да, у меня нет работы и моя двадцатиметровая студия хуже особняка Макара. Но доход и жилплощадь родителя — не самые главные факторы, которые суд берет во внимание. Никто не мешает Макару давать Кире деньги и оплачивать ее лечение. Для этого необязательно, чтобы она жила с ним.

Я на взводе, потому что меня по какой-то причине задевает, что обо мне думает Андрей. Особенно вот это про алкоголизм. Неужели Андрей поверил? Я понимаю, что он обо мне не лучшего мнения после того, как я обошлась с ним в прошлом. Но верить в клевету об алкоголизме?

Чернышов выслушивает мой спич с максимально безразличным лицом.

— Я так понимаю, козыря против мужа у тебя нет, — не спрашивает, а констатирует. — Все, чем ты располагаешь, это фраза «Не виноватая я». Причём, никакими доказательствами она не подкреплена.

Молчу. Не хочу ничего на это говорить Андрею. По моему молчанию Чернышов делает какие-то свои выводы. Устало вздыхает.

— Предстоит большая работа, Алиса. На каждый аргумент твоего мужа, у нас должен быть контраргумент. Но самое главное — чтобы твоя дочь захотела жить с тобой. Я буду выбивать свидания с ней, и ты должна использовать это время с ребенком по максимуму. Я займусь поиском работы для тебя, также тебе необходима нормальная недвижимость, а не двадцатиметровая студия в районе с плохой экологией. Болезнь твоей дочери может сыграть тебе на руку, если мы сможем доказать, что ты ухаживаешь за ней лучше Макара. Ты лежала с ней в больницах?

— Конечно.

— Отлично, нужны будут подтверждения этого от врачей и медсестёр.

— Да Макар вообще ни разу к ней не пришел! — восклицаю.

— Прекрасно. Пускай врач или медсестра скажут это в суде. В раннем детском возрасте твоя дочь делала какие-нибудь рисунки тебя с ней? Где вы держитесь за руку или что-то в этом роде?

— Да, она рисовала такое в садике, — растерянно отвечаю.

— Они у тебя сохранились?

— Да.

— Прекрасно.

— А зачем это? — удивляюсь.

— Будем доказывать суду, что твоя дочь на самом деле тебя любит. А то, что она сейчас не хочет с тобой общаться, — это злые происки мужа.

Ловлю себя на том, что восхищаюсь профессионализмом Андрея. Я, конечно, следила за его жизнью и все это и так знала, но сейчас меня охватывает какой-то щенячий восторг. Андрей стал таким… даже эпитет подобрать не могу, чтобы описать всю гамму своих восторженных чувств. Сильный, уверенный, шикарный, умный. У меня внутри какое-то благоговение разливается.